— Кифер! Иди сюда, засранец. Не могу поверить, что ты — и в столице!
Ивольский спрыгнул с барного табурета и радостно хлопнул по плечу давнего друга.
— Сам не понял, как подписался на такое, — искренне признал Поль. Ивольский был одним из тех редких типов, которые выносили Кифера в его циничной первозданности. И мысль о том, чтобы провести вечер, никого из себя не строя и не миндальничая, ужасно грела душу. — А с тобой что? После пандемии у первых солистов закончились деньги на бритвенные станки? Или семейная жизнь настолько угнетает?
Тот широко улыбнулся.
— Зато ты у нас по-прежнему хорош! Это хотел услышать?
Кифер фыркнул, опустился на барный табурет и тотчас подозвал бармена, чтобы заказать себе джин.
— Как жизнь?
— Все так же. Завел очередного ребенка. Купил машину побольше, раз уж отдых нам в этом году не светит… — пожал плечами Ивольский.
— Выступил в Парижской опере, пакуешь чемоданы в Токио, — закончил за него Поль. — Не скромничай, тебе это не идет так же сильно, как щетина.
— Вот чего ты привязался?! — Ивольский потер шершавую щеку. — А у тебя как жизнь? Выглядишь так, будто «Эсмеральда» не так уж и сильно тебя потрепала.
Поля уже начало изрядно утомлять, что любой разговор с ним в какой-то момент переходил на проваленный балет. Впрочем, так и бывает с людьми, которые были на вершине и смачно шлепнулись вниз. Припоминает об этом феерическом полете каждая собака.
— И тем не менее потрепала, Вова, — качнул головой Кифер. — Хотелось все бросить, уехать и начать заново там. Савельев отговорил.
— Саве-ельев, — протянул Ивольский. — Ты из-за него, что ли, переехал?
Поль с трудом сглотнул и поджал губы. Савельев был тем самым человеком, за которым Кифер поехал в Россию. Савельев же помог воспитаннику попасть в труппу, давал уроки, а потом, когда Поль «сломался», помог начать хореографом. После его смерти Кифер мог бы повоевать с Шадриным за место руководителя труппы, но любые цепи — не для него. Да и без Савельева смысла задерживаться в Петербурге не было вовсе.
— Скажем так, это была последняя капля.
Горло обжег алкоголь.
— А как же та балерина? В Питере оставил?
Кифер напрягся, лишь усилием воли заставив себя делано поморщиться.
— Которая из балерин?
Ивольский хохотнул.
— Лебковская.
— Банальный пиар-ход театра, — отмахнулся Кифер и сделал новый глоток джина. — Для отвлечения внимания от провала надо было что-то громкое. Хореограф с подмоченной репутацией вытаскивает в примы простую солистку. Якобы простую. Якобы без разрешения театра. Но за Лебковскую не переживай. Таких, как она, дотянутых носков, — пруд пруди. В паре ролей хороша, в остальных тосклива до храпа из зала. Ей хорошо обломилось. Балерина в двадцать шесть.