— Огнева, а откуда бы взяться техничности, если ты два месяца в клинике, где запрещены физические упражнения, три — в бегах по труппам Москвы, а потом только и делала, что следила, как бы не выбиться из линии при перестроении? С тобой же два года никто, считай, не работал! И не ври, что тебе так — нормально.
— Не вру. Впору выть. — Я привалилась спиной к решетке рядом с Мишей и запрокинула голову. — Но каждый раз, когда я думаю о том, чтобы сделать решительный шаг, я вспоминаю, как мне было тяжело выкарабкаться. Карьера или жизнь — это не легкий выбор.
Помолчали.
— А Кифер что?
— А что Кифер? Я не могу изменить то, что он ведет себя со мной как скотина. Разве что дать то, чего он хочет: уйти из балета.
Я не ожидала, что этот разговор пробьет столько брешей в моей, казалось бы, толстой броне. Просто он лег на благодатную почву: понимание, что мой потолок уже достигнут и рассчитывать больше не на что. Что жизнь не станет лучше в обозримом будущем. Мой хрупкий мирок держался на еще более ненадежном Рамиле, который заботился о матери скрепя сердце. Если раньше я надеялась накопить денег и перевезти ее в Москву, то теперь понимала: этого не случится. Зарплата начинающей танцовщицы кордебалета порядка сорока-пятидесяти тысяч, из них пятнадцать уходило на аренду, примерно столько же я отправляла матери, на остальном худо-бедно держалась. Если бы я достигла корифея, то могла бы зарабатывать под сто, но для этого нужно было упрямо держаться, не ломаясь, лет эдак восемь. Отличный план. Ура. Осталось уговорить брата забыть про личную жизнь и сохранять благоразумие до того момента, когда у меня будут деньги отдавать за ипотеку все заработанное. Не жизнь, а гребаная столичная мечта провинциалки.
Внутренне вздрогнув от перспектив, я решила вернуться за столик. Там никого не было, а в горле пересохло. Поискала глазами свой стакан с соком и не нашла. За время моего отсутствия выпивку предусмотрительно обновили. Взяв новый, я поднесла его к губам, сделала большой, жадный глоток. Я не сразу поняла, что что-то с ним не так.
Алкоголь.
Подавляя панику, я преувеличенно осторожно опустилась на диванчик. За мгновение до того, как в глазах потемнело, а комната перевернулась.
Кифер
Семейная жизнь Ивольскому не шла. Внешне он мало изменился: не прибавилось ни килограммов, ни лысины, но при этом давний приятель Поля как-то… поблек. От петербургского щеголя прежних лет и следа не осталось. Скучноватый бежевый джемпер почти тон в тон к волосам делал Ивольского совсем бесцветным, уголки губ опустились, а на щеках красовалась неопрятная двухдневная щетина. Есть типаж мужчин, которым небритость к лицу, но обычно это не люди балета: тонкие и звонкие парнишки, внешне навсегда застывшие между двадцатью и тридцатью. Ивольский когда-то считался одним из самых красивых танцовщиков Петербурга, немудрено, что и окольцован он оказался быстрее, чем успел понять, что происходит. Моргнул — а уже в Москве в новой труппе и с двумя детьми на руках.