— Там одним персы-шииты, дурное место.
Уж, не знаю, чем не устроили протестанта Стюарта идейные
противники суннизма, но спорить я не стал. Он повел меня по кривым
тесным улочкам куда-то на север от Гранд-Базара, и мне снова
пришлось крутить головой, чтобы запомнить дорогу. Наверное,
благодаря этому, я вдруг заметил, что нас упорно преследует
какой-то человек. Ничем не примечательный мужчина в сюртуке
европейского кроя и черной феске с серебряным полумесяцем
сворачивал там же, где и мы, притормаживал возле лавок, изображая
праздношатающегося зеваку, и двигался вслед за нами, стоило нам
удалиться.
Как говорил один мой знакомый, ныне вполне себе здравствующий:
если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят. Чтобы
проверить свои подозрения, я попросил Стюарта со спутником
подождать меня буквально пять минут. Сказал, что желал бы вернуться
назад в переулок, из которого мы только свернули, чтобы купить себе
пару бытовых мелочей. И, как и ожидалось, столкнулся с Черной
феской, прошел мимо и с интересом наблюдал за его порывами
подождать меня или устремиться за англичанами.
В итоге, он выскочил на перекресток и замер, как истукан.
— Нет у вас методов против Косты Варвакиса, – весело бросил я
ему в спину по-русски.
Кажется, он меня понял. Все чудесатее и чудесатее…
Впрочем, нужду в полотенце и зубном порошке никто не отменял,
даже загадочный господин в черном. Но в лавке, в которую я зашел и
в которой продавалось все подряд – от сладостей до бытовых мелочей,
– вместо «Бленда меда» мне предложили толченый мел с
подозрительного вида добавками. Новая проблема на мою голову.
Вскоре мы добрались до нужного нам хана.
Во внешнем виде османского «отеля» три звезды – в равнобедренной
трапеции, которую образовывало здание, — не было ничего необычного.
В Париже таких домов – на каждом шагу. Но боковая стена,
выполненная, начиная со второго этажа, в виде последовательного
ряда из трех вертикальных уступов с окнами, забранными решетками,
меня откровенно восхитила. В этом было что-то куда более созвучное
моему потерянному времени. Практически – модерн, намного
опередивший свое время с его строгими формами классицизма или с
архитектурной вычурностью барокко. Всё ж следовало признать, как не
противилось мое греческое сердце этой мысли, что турки – нация не
только жестокая, но и умеющая удивлять.