— Скажи, придворные дамы обсуждают канцлера, министров и других
чиновников? — спросила она, следя за тем, как одна за другой
драгоценности покидают ее прическу и в строгом порядке укладываются
в особой шкатулке.
— Конечно, госпожа.
— И что говорят? Вот взять для примера канцлера Каму...
Сделавшись императрицей, Ки быстро поняла простую истину: от
слуг ничего не утаишь, и существует только два способа обеспечить
их молчание — смерть и щедрость. Ки предпочитала второе и потому не
скупилась на подарки и добрые слова для своей единственной
придворной дамы. Хен Дан прекрасно понимала, что от нее требуется в
ответ, и сделалась преданнейшей наперсницей госпожи.
— О нем говорят, что он, конечно, недурен собой, но до прежнего
канцлера ему далеко. Тот был просто красавчик. А как он на вас
смотрел, госпожа!
— Брось выдумывать...
— Ничуть не выдумываю! — Хен Дан уложила последнюю шпильку,
закрыла шкатулку и взяла густую щетку. — Конечно, нам полагается
держать взгляд опущенным, но многие наловчились подглядывать, ведь
столько интересного!
— И что же ты подглядела?
— Он смотрел на вас всякий раз по-разному... Чаще всего вот
так...
Хен приподняла брови, чуть улыбнулась — ее подвижное лицо
изобразило крайнюю степень восхищения.
— Да ну тебя! — рассмеялась Ки, — у него никогда и близко не
было такого выражения.
— Ну не такое, похожее, — согласилась Хен, — Я хочу сказать, с
равнодушием он на вас никогда не смотрел. Все чаще с восхищением, а
еще — печально.
— Да... — Ки взглянула на себя в зеркало. Она все еще была
хороша и часто ловила на себе восхищенные взгляды мужчин из
окружения императора, но взгляд Тал Тала был особенным. Теперь она
была в этом уверена.
— Я посижу еще немного, а ты ступай... Спасибо и доброй ночи.
Да, там остались сладости на столе в кабинете. Возьми всё себе.
— Спасибо, госпожа! Доброй ночи!
Дождавшись, пока Хен уйдет, Ки извлекла из-под подушки папку,
которую передал Есенбуга. Раскрыла и — у нее вдруг задрожали руки —
вытащила один из рисунков: две тонкие нежно-зеленые веточки ивы,
перевязанные белой нитью. Рядом с ними изящными столбцами шли
стихи.
Один на Западной башне
Стою, погруженный в думы.
Месяц — словно на небо
Кто-то крючок забросил.
Страшась тишину нарушить,
Не шелохнутся утуны.
Там, на дворе, притаилась
Тихая, ясная осень.