Служение великого святителя началось в Казани – в краю, дышавшем опасностями и угрозами, где просияли многие православные подвижники. Господь послал Ермолаю (таково мирское имя Патриарха Ермогена) замечательного наставника и духовного отца – им стал святитель Герман Казанский, впоследствии стяжавший мученический венец от рук опричников Иоанна Грозного. Еще в юности Ермолай вступил на поприще священства, и еще тогда современники отзывались о нем: «Муж зело премудростью украшенный, в книжном учении изящный и в чистоте жития известный».
Знаком избранничества и милости Царицы Небесной к отцу Ермолаю была выпавшая ему честь – первым принять от земли обретенный в Казани чудотворный образ Божией Матери. Явление Казанской иконы Богородицы знаменовало возрождение Казани из пепла страшного пожара 1579 года – и этот же чудотворный образ Пречистой, сопутствовавший ополчению Минина и Пожарского, соделался знамением воскрешения всей России из руин Смутного времени. И один из будущих спасителей Отечества, в ту пору – скромный священник Ермолай, сложил умилительный тропарь Казанскому образу Богородицы, который с тех времен и поныне знает наизусть и с любовью воспевает вся православная Россия: «Заступница усердная, Мати Господа Вышняго, за всех молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего, и всем твориши спастися, в державный Твой покров прибегающим…»
Овдовев, отец Ермолай принял иночество с именем Ермоген и доблестно подвизался в подвигах поста и молитвы в московском Пудовом монастыре, на месте своего будущего мученичества. Духовная высота его жизни вызывала всеобщее изумление, и он был возведен на Казанскую митрополичью кафедру, стал преемником великих святителей Гурия, Варсонофия и Германа.
Когда в России возгорелась смута и в Москве воцарился Лжедмитрий I, орудие коварных иезуитов и властолюбивых поляков, – на защиту Православия восстали Казанский митрополит Ермоген и Коломенский епископ Иосиф. Еще не имея уверенности в том, что новый правитель – самозванец, да и не рассуждая об этом, святители не затрагивали политических вопросов. Они отстаивали святыню веры, требуя, чтобы полячка Марина Мнишек, с которой Лжедмитрий I собирался вступить в брак, торжественно приняла Православие, – Россия не должна иметь царицу-католичку.
Точно так же – не о политике, а о вере – ревновал святитель Ермоген среди бурных потрясений российской смуты. Не о правах на престол второго самозванца, Тушинского вора, говорил угодник Божий, но указывал на явное нечестие Лжедмитрия И. Святитель Ермоген благословил народ и на присягу польскому королевичу Владиславу, но при строжайшем условии, что тот примет Православие, прервет всякие сношения с Папой, выведет из Москвы поляков, явится защитником святынь русского народа. Лишь когда посягательства иноземцев и мятежников простирались на Святую Православную веру, святитель воспламенялся праведным гневом, делался непреклонен, огненным словом поднимал народ Божий на борьбу с врагами.