–
Горько!
Я
попробовал – без сахара. Зато бодрит.
–
Пей, Коля, это полезно!
Механик послушался. Морщась, он осушил кружку до дна.
Повертел ее в руках и со вздохом вернул немцу. Все правильно:
вещмешков у нас нет, за голенище кружку не засунешь. Я отдал немцу
свою, а вот Паляница попросил добавки. Где, интересно,
пристрастился? В СССР до войны кофе вроде не жаловали…
Личный состав был накормлен, следовало двигаться дальше,
предварительно решив судьбу немца. Он, видимо, догадался, потому
что вдруг жалобно затараторил.
–
Умоляет не убивать его! – переводил Паляниця. – Говорит, он не
наци, его мобилизовали. У него двое детей…
– А
у наших, что погибли, их не было?! – окрысился я.
–
Товарищ сержант! – Паляниця расправил грудь. – Надеюсь, вы не
собираетесь?..
Я
не собирался: немца убивать не хотелось. Не давешний фашист. Лицо
посерело от страха, глаза бегают.
–
Как зовут?
–
Гефрайтер Мюллер! – вытянулся фриц.
Гляди ты! Часом не родственник?
–
Что такое гефрайтер? – встрял Коля.
–
Вроде ефрейтор… Пусть скажет: «Гитлер капут!» – велел я. Паляница
перевел.
–
Гитлер капут! – немец заорал с таким энтузиазмом, что все
засмеялись.
– Живи, гефрайтер!
–
Данке, герр официр! Данке!
Немец закланялся, затем метнулся к кухне и вернулся с
картонным ящиком. На траву посыпались плоские жестяные банки.
–
Битте!
–
Говорит, французские сардины, – перевел лейтенант.
Немец снова метнулся к кухне и принес коробку с сухарями.
Сухпай… У них, значит, при кухне возят. Мы рассовали сухари и банки
по карманам – сколько влезло, и двинулись вдоль дороги. Немцу
наказали замереть на час. Он так кивал головой, что было видно:
просидит два. Тронулись. Сытые, вооруженные. Лейтенант перепоясался
немецким ремнем с подсумками, карабин держал в руках. Сторожится –
правильно! Я взял пистолет в руку, немецкий штык отдал Коле.
Механик схватил его радостно. Оружие придает уверенности.
Шагать на полный желудок было тяжко, но отдыхать – еще хуже.
Заснем, а с дороги свернут мотоциклисты. У них на колясках пулеметы
«МГ», наделают нам дырок. Винтовку поднять не успеем. Нет уж!
Дорога, видимая в прогалинах меж стволами, оставалась
пустынной. Мы прошли с километр, как Паляница вдруг указал рукой.
Впереди над деревьями понимался дымок. Мы прибавил шаг. Спустя
несколько минут деревья расступились, и мы, не сговариваясь,
замерли. Коля потянул с головы шлем.