– Так
нету. Померла бабка, говорю ж, – легко ответил Эричек. – А
деревенька у нас махонькая, там больно умных не любят, вот и
пришлось перебираться… Я тебе говорил, да? Я очень умный
мальчик!
–
Хитросделанный ты, это я уже заметила. Значит, сиротка всё
же.
– Ага.
Вот я к торговцам и прибился. А они меня до Альматы довезли. Я ж
такой – нигде не пропаду!
–
Ну-ну…
– У бабки
тут знакомцы были, но они меня на порог не пустили.
Выстави-иили-ии, сиротиночку-уу!.. – завыл он.
– Дальше,
– сурово приказала я.
– А, ну
да, – бодро спохватился малец. – Жить, в общем негде, в деревеньку
обратно не пущают. А у вас тут не город, а оранжерея какая-то
вперемешку с бестиарием! Там за ногу цапнут, здесь помоями обольют…
И растения эти ваши… Страшнюю-ючие-е!.. Так и норовят съесть
сиротиночку!
Эричек
снова раззявил рот, мысля жалобно завыть, но у меня наконец оттаяли
веки и я недобро прищурилась. «Бестиарий», ага. Больно складно
говорит для деревенской сироточки. Читать умеет. Наверняка прежде в
хорошую школу ходил, а то и гувернёр воспитывал.
– Не
растения, а растунции. И людей они не едят. Так, понадкусывают
разве что, если сам по дурости сунешься. Ты мне зубы не
заговаривай, Эричек. Приехал в Альмату, значит. Знакомые бабки не
приняли. Дальше что?
– А, ну
так я в полицию после этого и пошёл. Там ведь всем сирым да жизнью
обиженным помогают, это каждому ведомо. Вот меня дяденька Скоропут
и пожалел. Увидел, какой я несчастный, да ещё и умный…
– Языком
ты трепать горазд, это я заметила.
– Вот,
значит, он меня к делу и приставил. В приют, то есть. Соглядатаем.
Я для него под тётеньку Удавиху копал, а он теперь и мне доброе
дело сделал – к хорошей тётеньке пристроил… Эх, заживу я с тобой,
Уна, как сыр в масле кататься буду! Я тебя люблю уже, ты
знаешь?
Ну, хоть
глаза наконец закатить удалось.
– Ты,
тётенька ведьма, не переживай. Ну и что, что старая и неходячая.
Помрёшь через пару лет, наследство мне оставишь, тоже хорошо. А я
пока за тобой ухаживать буду.
– Да с
чего я старая-то?! – не выдержала я. – Сколько мне, по-твоему,
лет?
– Ну-у…
Лет сто, наверное, – сделал он страшные глаза. – Или двадцать пять.
Ты же совсем взрослая тётка. Вона, и паралич разбил уже.
Скончаешься, наверное, со дня на день.
Я только
заскрипела зубами. Ещё и возраст сходу угадал, мерзавец малолетний.
Двадцать пять и есть.