Светловолосые малышки с широко распахнутыми голубыми, как Южное
море в тихий погожий день, глазами весьма отличались от местного
населения. Жители Истхолда носили на своих чопорных лицах печать
бремени «второй столицы», а потому не имели привычки улыбаться или
сочувствовать кому бы то ни было. Никто из прислуги даже не
предпринял попыток помочь девочкам: тетушка явно об этом
позаботилась. Опустив глаза, сестры смиренно ждали дальнейших
распоряжений величавой родственницы, пока та наслаждалась вином и
закусками, утопая в мягких подушках дорогого дивана на толстых
ножках.
Первой тишину нарушила Ариадна. Она, в отличие от старшей
сестры, Евы, всегда была бойкой и смелой. К тому же девочки
проделали долгий путь в Истхолд и валились с ног от усталости и
пережитых злоключений.
‒ Тетя, позвольте нам…
‒ Дорогуша, разве тебя не учили держать язык за зубами и
помалкивать в присутствии старших? ‒ с готовностью прервала её
женщина, будто ждавшая подобной просьбы.
При этом ни взгляд, ни выражение её лица не поменялись: на них
по-прежнему читалось пустое, холодное равнодушие.
Ева шагнула вперёд, закрывая сестру:
‒ Простите её, дорогая тётя. Она устала с дороги, ведь мы ехали
несколько недель практически без остановок. Мы… мы даже не успели
оплакать родителей.
‒ Какая жалость. Надо же, такая нелепая смерть, ‒ разглядывая
оливки, нараспев произнесла графиня.
И, понизив голос, добавила:
‒ Даже врагу не пожелаешь.
Ариадна так сильно сжала кулаки, что почерневшие от дорожной
пыли ногти до крови впились в маленькие ладошки. Под тонкой светлой
кожей заходили желваки. Если бы не легкая рука сестры, мягко
опустившаяся ей на плечо, графиня оказалась бы в опасности. Малышка
мгновенно успокоилась и прильнула к Еве, по привычке теребя низ
поношенной рубашки. Ей вдруг нестерпимо захотелось плакать.
‒ Что, маленький лорд всё ещё не в духе? ‒ шёпотом спросил
солдат у главного сопровождающего.
‒ И не говори, ‒ командир отряда устало покачал головой. ‒ Всю
дорогу рожу кривит, аж смотреть тошно.
Икар Локс не слышал переговоров гвардейцев, которые сопровождали
его особу по дороге в Лаплас, скучая в обитой бархатом повозке. Две
долгие недели он пребывал в лагере для новобранцев армии, где
терпел ужасное обращение, так как никто и не подозревал о его
аристократическом происхождении. И эта вопиющая несправедливость
едва не вылилась в нечто более опасное, ведь Икар не собирался
задерживаться в рядах обычных солдат.