«Прусское наследство» - страница 2

Шрифт
Интервал


Таковых нашлось видимо-невидимо, первыми стали знатные боярские рода и почти все церковные иерархи, что клятвы свои преступили и облыжно хулить его самого всячески начали. А там примкнуло к ним сонмище недовольных, от купцов и недобитых им стрельцов, до казаков и смердов. Сбились в силу немалую, скопища многотысячные, и двинулись на него всей ратью, победить которую не смогли даже его гвардейцы.

- Недооценил я подлости и коварства, они вострые ножи давно наточили и в спину ударили, как только силу почувствовали!

По лицу пробежала привычная нервная гримаса, Петр Алексеевич с трудом сдержал накатившее на него бешенство. Вот уже все лето он не позволял себе открыто проявлять гнев, любезничал всячески и улыбался. Теперь он не московский царь, властелин огромной державы, а фактически изгнанник, отлученный от православной церкви. Да и жизни его не лишили лишь по немыслимому счастью, а то бы давно зарезали или отравили.

- Сынок, Алешка – какая же ты паскуда!

Петр Алексеевич выругался сквозь зубы, тихонько – теперь он боялся, что его новые подданные могут подслушать. Но сейчас на «птичьих правах» он тут, недавно ставший королем Ливонии, воскресшей из небытия, ведь полтора века тому назад своего зятя, датского принца Магнуса царь Иоанн Васильевич Грозный возвел на здешний престол. Однако после смерти первого короля никто трон не унаследовал – королева Мария, княжна Старицкая, так и не родила наследника, за Ливонию стали драться, как голодные псы над костью, Речь Посполитая и Швеция. Поделили, в конце концов – Эстляндию и Лифляндию прибрали к своим рукам шведы, а Инфлянтское воеводство поляки. Им же досталось вассальное герцогство Курляндское, где сейчас номинальной правительницей сидит его овдовевшая племянница Анна.

И вот он теперь вторым по очередности Ливонским королем стал, и то благодаря милости собственного сына и «щедрости» недавнего врага, шведского короля Карла, что сейчас стал его самым главным и сильным союзником. Причем дали ему в «кормление» им же завоеванные шведские провинции, словно нищему милостыню на паперти кинули. Да и монархом его признали только шведский король и русский царь, каковым стал его Алешка, изгнавший собственного отца с трона, и словно откупившийся от своего клятвопреступления – вроде как смертный грех решил замолить.