В Бернштруссе Марта впервые почувствовала какой-то особенный
порядок, такой, что одновременно слегка душил, но и кажется чем-то
больше человеческого, тем, чему нужно следовать, если
хочешь жить.
Правда, касался он не всех посетителей.
“О! Та русская медхен!”
Так поприветствовал ее один крупный лысый старикашка, когда она
однажды вечером возвращалась с терапевтической прогулки.
Марта с завистью поглядела на его не электрифицированное
инвалидное кресло. Ей и самой уже хотелось бухнуться во что-то
такое, а не мучить прогулками ноги.
— Пошли выпьем! — заявил он.
Санитарка было преградила ему путь, но Марта сделала жест правой
рукой от подбородка к ладони “все хорошо”.
— Скоро отбой, — покачала головой Марта.
— А кто нам запретит, молодуха?
— Тогда пошли, — через некоторое время согласилась она, — но
пить я не буду.
— Чаек пить будем. Чаек, — проговорил он, — догорел я уже почти.
Бухлишка мне нельзя больше. Пошли, медхен? Как тебя зовут-то на
самом деле?
* * *
— Вы говорили, что чаёк? — сказала Марта наблюдая за щедро
льющимся в стакан чая коньяком.
Домик незнакомца был повнушительнее, чем ее. И, кажется, жил
здесь только он (не считая охраны, либо это были загремевшие с ним
пациенты).
— Как там на Родине? — проигнорировал он вопрос.
— Не знаю. Я там также жила. Вдали от всех.
— Одна?
— Нет. У меня был Лев Витальевич, — она пожала плечами.
— Витальевич? — удивился он.
— Да. Речин Лев Витальевич. Вы его знаете? Он еще шрам под
бородой скрывал, — показала Марта.
— У тебя был? — переспросил он.
— Да. Очень добрый телохранитель.
— Добрый? А тебе сколько лет? 14?
— Скоро 16, — раздраженно фыркнула Марта, — а вы его знаете?
— Знавал. И что с ним теперь?
— Какое совпадение. Скажите… — Марта напряглась, — он мог меня
предать?
— Сначала ответь. “Добрый”… В каком смысле он для тебя был
“добрый”?
Марта закрыла глаза.
“В каком смысле? Уж точно не тогда, когда мне с коленом помощь
оказывал. Он, конечно, объяснялся, что это часть тренировок.
Но…”
Тут она вспомнила один момент, как со всех сил толкнула его
вперед, на чью-то взбесившуюся сорвавшуюся с поводка здоровенную
охранную собаку. Она толкала его именно для того, чтобы собака
убила его, но только не ее, только не ее. Он даже чуть не упал от
неожиданности. И, пристрелив животное, обернулся к ней. От вида
дырок в недавнем противнике, у Марты желудок поднялся к горлу. Но
Лёва смотрел на нее не как на ту, из-за которой его чуть не ранили.
И не как на ту, кто может распоряжаться им так подло.