— Потому что он признал меня, как… — проговорила Марта, — не
знаю. Такого слова нет. Он, как будто хотел от меня того, чего ни
от кого другого не сможет получить.
— Дала? — спросил старикашка, сдавленно жмурясь от чая.
— Кажется, нет… Что?! — вздрогнула она и резко встала со стула,
когда двусмысленность вопроса дошла до нее, — ты!
Старик мерзко рассмеялся, подавившись чаем.
— Лёву бы за такое кастрировали бы! — сквозь зубы проговорила
Марта.
— Скажи, — отставил он чашку и отер рот рукой, — что теперь с
ним?
— Не помню. Потому сюда и попала, наверное.
— Ты приказала ему убить кого-то?
— Уверена, что нет. Я очень боюсь насилия.
Его взгляд помрачнел. Марта заморгала непонимающе:
— Я говорю правду.
— Да… — протянул старик, — похоже на то. Ты что-то слишком
стремная для меня.
Он снова хмыкнул, как будто скашлянув остатки недавнего мерзкого
смеха:
— Я попрошу узнать про твоего “Лёву”.... Взамен… Взамен… — он
посмотрел на нее так, как будто Марта должна была понять. Марта не
понимала.
— Что вы имеете в виду?
— То, что такие, как ты, действительно не любят насилие. А я не
люблю таких, как ты… — он снова приложился к стакану, — знаешь, я
люблю Ремарка. Ты читала?
— Не помню. Наверное, нет.
— Вот и хреновая из тебя подруга, медхен, — стукнул он стаканом,
— только вечер испортила.
— А у вас не будет телефона позвонить? — стараясь не замечать
его окончательно помрачневшего лица, сказала она.
— Кому?
— Некому Серхио. Думаю, он мне не друг, но у меня нет
документов. Я на днях хочу уже выписаться. Хотелось бы, чтобы меня
встретил хотя бы такой человек. Его номер…
— Выписаться? — переспросил он.
— Да.
* * *
Спустя пять дней.
Лунный свет, казалось, застревал в армированных стеклах окон ее
новой “коробочки”. В кровати было темно. И очень душно. Едва
заметный красный огонек на одной из камер расплывался в далеком
темном углу. Или же это был огонек на кондиционере.
— Заткнись, заткнись, — прошептала Марта, чувствуя снова
облекающий ее пот. Промокла уже даже уличная блузка, надетая поверх
пижамы. Сердце бешено стучало в ушах, а в глазах проскакивали
искристые круги, — заткнись! Я все равно вас не слышу!
Это была правда.
Где-то пищала сигнализация. Это был единственный звук, помимо ее
собственного хриплого сбивающегося дыхания и колотящегося
сердца.
“Пришла.”
Звук шагов за дверью.