– Лира… – Донесся тихий голос Йарры. – Она здесь?
Тим кивнул мне.
– Я здесь, господин.
– Подойди.
Я пересекла солнечный коридор, льющийся из окна.
Граф тяжело вздохнул, завозился.
– Помоги сесть, – буркнул он Галии.
Девушка поправила подушки, сползшее одеяло, но Йарра в
раздражении отбросил его, открыв костлявую грудь, перевязанную
бинтами. Я поклонилась, стоя в двух шагах от кровати. Подняла
голову, перехватила тяжелый взгляд и опустила глаза.
– Стань прямо. Что-нибудь болит?
– Да, – ляпнула я, едва не потерев горящие после ремня ягодицы.
– То есть уже нет.
– Да или нет?
– Нет, господин…
Граф разглядывал меня холодными голубыми глазами, будто видел
впервые. И я особенно остро почувствовала, что сегодня не
расчесывалась, что блуза мятая, а сапоги и штаны покрыты жесткой
шерстью пантеры, с удовольствием валявшейся на моих вещах.
Пауза затягивалась. Я спрятала руки, сцепив их за спиной, и, как
учил Тим, уставилась на переносицу Йарры. Глаза у графа светлые,
радужка бледно-голубая, как тонкий лед. Только, оказывается, и лед
умеет жечь.
– Сколько тебе лет, напомни?
– Летом будет одиннадцать.
– Хорошо.
Йарра не то скривился, не то улыбнулся – я еще не умела
различать его эмоции.
– Ладно, иди, – махнул он рукой.
Я попятилась к двери. И это все, зачем меня звали?
– И да, Тимар, я не припомню, чтобы приглашал тебя. – Голос
графа приобрел металлический оттенок.
– Простите, господин, – ровно ответил Тим. – Лира совсем недавно
сняла бинты, и, хоть и бегает как жеребенок, я за нее волнуюсь.
– Покажи ее Сибиллу, скажешь, я велел осмотреть. Зайдешь
вечером.
– Да, господин, – поклонился брат.
– Не хочу к магу, – уперлась я, едва мы вышли из спальни. – Он
противный!
– А я не хочу, чтобы ты к графу одна ходила, только здесь от
наших хотелок ничего не зависит.
Угу, его воля – Тим бы меня под колпаком держал. Толстые такие,
прочные – ими накрывали южные цветы в оранжерее.
– Да ну, не съест же он меня. Он хороший, – уверенно заявила я,
уже забыв, как собиралась скормить хорошего графа мантикоре.
Сибилл ожидаемо подтвердил, что я здорова, и Тимар, на радостях,
наверное, обрадовал меня утренней тренировкой. А то, мол, совсем
мышцы атрофировались. Что такое «атрофировались», я уже знала. И
недовольно надулась – враки!
Спать сегодня я решила лечь пораньше – снова получить холодный
душ из кувшина совсем не хотелось. Но едва задремала, как меня
растолкал Тим.