Тренч почувствовал, как его тело вдруг
потянулось к ближайшему абордажному якорю. Само по себе, не обращая
внимания на свистящие вокруг фалы, способные рассечь человека
надвое. Как, закряхтев, подняло на уровень груди литые кандалы.
Только тут до него дошло, что же он собирается сделать.
Внутренности мгновенно окатило чем-то ледяным и сырым, точно он
вдохнул в себя целое облако. Голова противно закружилась – словно
вновь заглянул в Марево.
Но поздно. Сделав несколько шатающихся
шагов, Тренч, заскрипев от напряжения зубами, поднял кандалы еще
выше и накинул цепь на одну из лап абордажного якоря. И выдохнул, с
ужасом сообразив, что натворил.
Роза Ветров отмерила ему ровно три
секунды удивления. На две с половиной секунды больше, чем отмерила
жизни старой «Саратоге».
Дерево оглушительно затрещало, когда
умирающая «Саратога» провалилась вниз, разворачиваясь и раскрывая
свои недра, как диковинный воздушный цветок или чжунхуанская
головоломка. Обрывки ее парусов сверху казались венчиками
лепестков, а лохмотья фалов и развевающиеся канаты – вьющимися
стеблями.
Роза Ветров, а ведь абордажный якорь
глубоко увяз в дереве, подумалось вдруг Тренчу. Да его сейчас
перетрет о мачту в кровавую жижу. Или, того хуже, протащит сквозь
остатки такелажа, раздирая на части.
Но ничего такого не случилось, потому
что какая-то сила вдруг стремительно потянула
якорь вместе с прилипшим к нему
Тренчем вверх. В щеку больно ударило веером мелкой деревянной
стружки, по ногам хлестнул парусиновый хвост.
Тренч заорал, осознав, что болтается в
пустоте, бесцеремонно оторванный от туши быстро падающей
«Саратоги».
Пустоты было так много, что она
сбивала дыхание, заставив его судорожно дергаться на огромном
крюке, точно наживку в ожидании жадной рыбьей пасти. Где-то далеко
внизу колыхалось Марево, и на его фоне таял силуэт «Саратоги», уже
ничуть не похожий на корабль или цветок, скорее, на бесформенную
груду дерева и парусины. Корабль падал в густом облаке обломков –
доски, бочки, остатки такелажа, прочий мелкий сор…
Тренч запрокинул голову, чтоб не
смотреть вниз.
Но смотреть вверх было не легче. Над
ним простирался киль пиратского корабля, своей длиной и мощью
напоминающий китовый хребет. Прочие абордажные якоря чертили в небе
причудливые кривые, обернувшись маятниками, их крючья были едва
заметны за клочьями парусины, сорванной с мертвого корабля.
Единственное, что уцелело от «Саратоги», если не считать
подвешенного в пустоте мальчишки.