Сейчас его и выкинут, без сомнения.
Только круглый дурак будет держать на борту корабля столь
бесполезное, а пожалуй, что и опасное, существо. Алая Шельма не
была похожа на дуру. Немного легкомысленная – возможно. Но отнюдь
не дура. Как и все пиратские капитаны, она хорошо знает, что
полагается делать с бесполезным хламом, за который нельзя получить
хотя бы монеты.
Алая Шельма и дядюшка Крунч вновь
переглянулись. В этот раз они выглядели немного
озадаченными.
- Это капитанессе решать, - прогудел
голем, - Она вершит закон на этом корабле. Что скажешь,
Ринриетта?
Алая Шельма отнюдь не обрадовалась
напоминанию о своих полномочиях. Несколько секунд она молча кусала
губы, теребя начищенные пуговицы кителя.
- Это же наш первый пленник, дядюшка.
Откуда мне знать, что с ним делать?
- Ну, всегда можно отправить его за
борт. Капитаны старых времен часто отправляли пленных за борт, если
они были бесполезны и за них никто не заплатит выкуп. За тебя
кто-нибудь заплатит, рыба-инженер? Родичи есть?
- Нет, - буркнул Тренч, - Я
сирота.
- Ну вот. И куда его, если не в
Марево? Давай избавимся от этого балласта!
Дядюшка Крунч шевельнулся, лапа его
дернулась по направлению к Тренчу, но замерла на
полпути.
- Нет! – Алая Шельма вскинула голову,
потом нахмурилась и прочистила горло, - То есть, не так быстро.
Оставим его пока что на борту. Думаю, много он не ест.
- То есть как это оставим? В какой
роли?
- В роли пленного, разумеется! Нашего
корабельного пленного. Пиратский Кодекс, кажется, не запрещает
содержать пленных?
Дядюшка Крунч что-то неразборчиво
прогудел. Капитанесса же выпрямилась, тряхнула головой и устремила
на Тренча палец в перчатке. И хоть палец был тонкий, девичий, он не
дрожал, напротив, был неподвижно и властно устремлен в его грудь,
точно литой клинок.
- Официально объявляю тебя, Тренч с
Рейнланда, пленником Ринриетты Уайлдбриз, также известной как Алая
Шельма. Отныне ты находишься в моей власти и моем подчинении. Тебе
запрещено покидать борт этого корабля до… дальнейших распоряжений.
Ты понял?
- Понял, - безразлично сказал Тренч.
Он так устал, что даже не испытал ни радости, ни облегчения. Да и
какая тут, если разобраться, радость? Променять участь
приговоренного на участь пленника пиратского корабля, да еще такого
странного и пугающего, как «Вобла»?