Голос у капитана Джазбера был
лязгающий, металлический, а паузы между его словами заполнялись
скрежетом. Его нижняя челюсть была сделана из хромированной стали и
двигалась на шарнирах с резкостью захлопывающегося капкана. Ужасное
устройство, грубое и элегантное одновременно. Среди матросов ходили
слухи, что капитан Джазбер своими стальными зубами может перекусить
корабельную рею. Но в его присутствии такие разговоры не велись. В
его присутствии вообще не велись никакие разговоры.
Боцманские свистки всколыхнули
всеобщее оцепенение чередой злых резких звуков. Матросы, словно
очнувшись, рассыпались по палубе, вернувшись к выполнению своих
обязанностей. Тощие тела усыпали ванты, точно грозди грязно-белых
ягод на лозе, кто-то уже отдавал команды, натянулись фалы,
захлопали на ветру марсели…
- Будьте любезны подзорную трубу,
мистер Боузи.
Первый помощник Боузи поспешно передал
капитану бронзовый конус. Ему тоже было не по себе находиться рядом
с Джазбером, но он знал, что малейшая задержка в исполнении приказа
может стать роковой. Как знали это и матросы, занявшиеся своими
делами под руководством второго помощника мистера Керша.
Стоя на квартердеке, в каких-нибудь
нескольких футах от свернувшегося между канатами Тренча, капитан
Джазбер приложил подзорную трубу к лицу. Сосредоточенное выражение
на миг сделало его лицо почти красивым. Лицо это было по-своему
примечательным. Все еще лишенное к сорока годам шрамов и прочих
отметин, оно, тем не менее, несло достаточный набор мужественных
черт, чтобы внушать уважение. Черты эти, острые, резкие, как у
королевского, в три орудийные палубы, фрегата, еще не успели
обтесаться тысячами разных ветров, как это случается со многими
старыми небоходами, не сделалось бесформенным. Его можно было даже
назвать привлекательным, если бы не лязгающая на шарнирах железная
челюсть да взгляд светло-серых глаз, имеющий обыкновение
стремительно белеть от ярости.
В этот момент Тренч ощущал себя почти
в безопасности, зная, что взгляд капитана устремлен на что-то
несоизмеримо большее и несоизмеримо опасное, чем костлявый
мальчишка в брезентовом плаще, скорчившийся от холода среди
канатных бухт.
Долгое время капитан Джазбер неотрывно
смотрел на снижающееся перышко, которое уже не выглядело перышком,
скорее, обломком пушистой ветви, стремительно падающим сквозь
верхние слои атмосферы. И все время, что он смотрел, на палубе
царила мертвая тишина. Даже ветер в парусах, казалось, нерешительно
стих.