«На какой мы высоте? – подумал Тренч,
тщетно пытаясь сориентироваться по редким и острым, как рыбьи
скелеты, облакам, - Уже прошли восемь тысяч футов? Нет, едва
ли, на восьми тысячах меня обычно начинает качать. Наверно, семь с
половиной. Девятый лепесток Розы, ну почему за всю жизнь мне не
удалось собрать даже простейшего альтиметра?.. А может, оно и к
лучшему, что не удалось. Альтиметр, собранный моими руками, добра
не принесет. В лучшем случае будет показывать высоту в
килограммах…»
Габерон, кажется, не испытывал никаких
неудобств из-за высоты. Безмятежно насвистывая, он двигался по
палубе, увлекая за собой Тренча и легко перемахивая любые
встреченные препятствия. В хаосе корабельной архитектуры он, судя
по всему, ориентировался с необычайной легкостью. Тренч едва
поспевал за ним.
- Кто такая Корди?
- Что?
- Корди. Я уже много раз слышал ее
имя. Кто это?
- Ах, это… Корди Тоунс, Сырная Ведьма.
Ты еще не встречал ее? Удивительно. Обычно на нее сложно не
наткнуться. Видимо, чем-то занята. Или пропадает в трюме. Никто не
знает, что она там делает, но сердцем чую, добром это не
закончится.
- Сы… Сырная Ведьма?
Габерон строго погрозил ему пальцем с
безукоризненно-ровным ногтем:
- Лучше бы тебе так ее не называть. По
крайней мере, в глаза. Она совсем кроха, но если обидится, мало не
покажется. Я не хочу, чтоб кнехты превратились в леденцы, а палубы
– в слоеный пирог. Знал бы ты, сколько хлопот у нас было, когда она
случайно превратила грот-мачту в кусок копченой колбасы… Всю
целиком, вместе с подковой[2]. Во-первых, через три дня
эта колбаса уже сидела у нас в печенках. Во-вторых, не так-то
просто лазить по такой мачте…
- Она ведьма? – насторожено уточнил
Тренч.
Ему никогда не приходилось иметь дела с ведьмой. Рейнланд по
меркам Готланда был чересчур мал, чтоб позволить себе собственную
ведьму, их услуги традиционно стоили очень высоко. Раз или два в
год наведывались ведьмы с Шарнхорста –
прогнать затяжные осенние дожди, увеличить клёв, подлатать сам
остров… За работой их Тренч не видел, да и не горел желанием.
Ведьмы всегда представлялись ему сварливыми старухами, от которых
разит едким варевом, со скверным нравом и желтыми зубами,
обожающими превращать мальчишек-бездельников в слизняков и лягушек.
По крайней мере, эту версию он чаще всего слышал в детстве, собирая
очередную «штуку».