Если мой ход и сбил Конфуция,
то виду тот не подал. Мы принимаемся развивать фигуры и меняемся
пешками в центре. Следом за конями я выдвигаю вторую слева пешку,
чтобы вывести слона на большую диагональ. Конфуций многозначительно
хмыкает и укрепляет центр своей слоновой пешкой. Я выдвигаю слона,
а затем задумываюсь. Что, если в этом мире нет такого понятия, как
рокировка? Вдруг, если я попробую сделать одновременно ход ладьей и
королем, меня дружно поднимут на вилы? Или просто примут за
шарлатана? Пару ходов я выжидаю, а затем выдыхаю: Конфуций уводит
своего короля в длинную рокировку. Я отвечаю короткой, и наши
короли оказываются на противоположных краях доски. Мне импонирует
острая манера игры Конфуция — я даже почти простил ему ночное
вторжение и удар в солнечное сплетение.
Мы начинаем атаку — Конфуций
на королевском фланге, я на ферзевом. Его крайние пешки накатывают
на меня подобно лавине, в то время как я уклоняюсь от размена
слонами и пытаюсь выстроить свои ладьи по полуоткрытой вертикали
«цэ». В этот момент Конфуций надолго задумывается, обхватив голову
руками. Мне кажется, еще немного — и я увижу, как перед его лицом
забегают нотации разветвляющихся шахматных вариантов. Кто-то из
зрителей закуривает трубку — дым развеивается над столом настоящим
туманом войны. Действительно, для полного погружения не хватает
разве что барабанов. Очень надеюсь, что мысли все-таки не
материальны: я не очень люблю отвлекающие факторы.
Наконец, Конфуций решается и
жертвует пешку ради вскрытия крайней вертикали. Я смотрю на эту
пешку, и мой энтузиазм постепенно гаснет. Ритм сердцебиения
учащается, а по рукам пробегают мурашки. Не переоценил ли я свои
возможности? Противник явно знаком с законами шахматной тактики и
стратегии. Если я проиграю перед тем, как отправиться в изгнание...
По сути, ничего катастрофического не произойдет, но моя самооценка
хорошенько пошатнется.
Мне стоит больших трудов
заставить себя перестать думать о грядущем поражении и о том, как
будут насмехаться надо мной Фан Лин, Лиара и Элейн. После счета
нескольких вариантов я решаю отклонить жертву пешки и перетягиваю
ферзя поближе в театру военных действий. Конфуций, почти не
задумываясь, задвигает пешку вперед, прогоняя моего коня прочь от
центра, а следом подтягивает пешку «эф». Пару ходов я трачу,
пытаясь организовать какую-никакую защиту, после чего перехожу в
атаку на ферзевом фланге. Конфуций уводит короля поближе к углу, а
затем перетягивает ладью из центра на вертикаль, где притаился мой
король. Позиция нравится мне все меньше. Меня охватывает тремор и
паника. В голове уже звучат ехидные голоса Лиары и Фан
Лина.