Да, упреки Атоса в том, что дворянин
служит пивоварам — это мелочь. Хотя д'Артаньян здраво напоминает
другу, что он вообще-то на службе, он обязан подчиняться приказам,
да и какое ему — французу — дело до англичан, которые взбунтовались
против короля-шотландца?
Логично? Еще бы!
На что Атос отвечает очень красиво:
"Все дворяне братья, а короли всех стран — первые из дворян". Это
выглядит очень возвышенно и благородно и при этом полностью
оторвано от жизни, в том числе и жизни самого Атоса.
Вспоминал ли он о том, что дворяне
братья, когда собирался драться на дуэлях с другими дворянами, в
том числе и с тем англичанином, которого убил только за то, что тот
узнал его настоящее имя?
Ему это и в голову не приходило.
Зато теперь он может попрекать д'Артаньяна, а тому приходится
терпеть, поскольку пленник, пользуясь слабостью, может говорить
все, что угодно.
Но все же это мелочь. Важнее другое
— фактически Атос шантажирует д'Артаньяна своей смертью. Он не
желает бежать в одиночку! Беседа у друзей получается
интересная:
— Видите вы эту дверь, Атос?
— Да.
— Вы выйдете из нее, когда вам будет
угодно. С этой минуты вы и Арамис свободны, как воздух.
— Узнаю вас, мой милый д’Артаньян, —
ответил Атос. — Но вы здесь не хозяин: за этой дверью стоит караул,
д’Артаньян, это вам хорошо известно.
— Ну, вы с ними справитесь, — сказал
Портос. — Много ли их тут? С десяток, не больше.
— Это пустяк для нас четверых, но
для двоих слишком много. Нет, уж раз мы разделились, мы должны
погибнуть. Вспомните роковой пример: вы, д’Артаньян, столь
непобедимый, и вы, Портос, такой сильный и храбрый, вы потерпели
неудачу на Вандомской дороге. Теперь настал черед мой и Арамиса. А
ведь этого никогда с нами не бывало прежде, когда мы все четверо
были заодно. Умрем же, как умер Винтер. Что касается меня, я
заявляю, что согласен бежать только вчетвером.
— Это невозможно, — сказал
д’Артаньян. — Мы на службе у Мазарини.
— Я это знаю и не стану уговаривать
вас. Мои доводы не подействовали, и, должно быть, они были плохи,
если не подействовали на такие благородные сердца, как у вас и у
Портоса.
— Да, если бы они и могли
подействовать, — сказал Арамис, — лучше не ставить в ложное
положение таких дорогих нам друзей, как д’Артаньян и Портос. Будьте
покойны, господа, мы не посрамим вас своею смертью. Что касается
меня, то я горжусь тем, что встану под пулю или даже пойду на
виселицу с вами, Атос. Ибо никогда еще вы не проявляли столько
благородства, как сейчас.