Что он и сделал.
Вы спросите, а в чем же здесь
загадка? Выдуманный персонаж, да, очень интересный, буквально --
чудовище во плоти...
"Позвольте! -- возмутятся другие
читатели. -- Да какое же она чудовище?! Она героиня, спасшая
Францию!".
"Она несчастная женщина, -- скажут
третьи. --Если бы Атос с ней поговорил... Все было бы иначе!"
И, правда, загадка, признаете вы. И
как же она дошла до жизни такой?
Чтобы ответить на этот вопрос, для
начала задумаемся, а были ли у миледи прототипы?
"Ну, конечно! -- уверяют авторы
различных Предисловий. -- Миледи писалась с графини де Ла Мотт,
которая устроила аферу с бриллиантовым ожерельем, была разоблачена
и публично клеймена".
Побойтесь Бога, друзья, графиня де
Ла Мотт -- это уже восемнадцатый век, это совсем другая
история.
"Ну, тогда графиня Карлайль, --
радостно скажут авторы других предисловий и Вики. -- Ее бросил
герцог Бэкингем, и она из ревности стала агентом Ришелье".
Хм, возможно, тут и есть какая-то
правда, но все же Люси Хей была англичанкой, а Анна де Бейль явно
француженка.
А, может, стоит внимательнее
присмотреться к имени персонажа?
На самом деле миледи зовут не Анна
де Бейль (как в русском переводе), а Анна де Брёй (как во
французском оригинале). Фамилия де Брёй подлинная и принадлежала
протестантской семье. Одни из ее представителей упоминается в
мемуарах герцога де Сюлли, соратника Генриха Четвертого. Дюма,
конечно, бывал небрежен при написании романов, но знал историю
гораздо лучше, чем принято думать.
Итак, протестантская семья де
Брёй... Живет поживает. И вдруг, совершенно неожиданно Анна де Брёй
оказывается в католическом монастыре. Как такое могло быть?!
Очень просто. Еще в последние годы
жизни Генриха началось постепенно наступление на Нантский эдикт.
Протестантские семьи, которые были победней и не обладали
собственными силами, стали подвергаться давлению со стороны
католической церкви. Вот таким образом Анна и оказалась в
монастыре, да еще и с нарушениями канонического права. Ее семью
просто не спросили.
А теперь представьте. Сначала
девочке рассказывают, что истинная вера -- гугенотская, говорят об
ужасах Варфоломеевской ночи (ее предок спасся случайно -- об этом
рассказывается у Сюлли), а потом столь же пылко другие люди
сообщают, что истинная вера -- католическая, а праздник святого
Варфоломея -- деяние богоугодное, конечно, немного жестокое,
перестарались, мол, братья по Вере, но необходимое. От таких
качелей можно сойти с ума.