Кум его вызвал под конец рабочего дня, когда
насквозь пропотевший Алексей мечтал лишь о баньке с ведром воды и
кружкой. «Чего ему понадобилось? — думал он, глядя на постную мину
провожалы-вохровца, — Снова здорова, старая песня?»
В
кабинете начальника Шульга побывал трижды, ещё в самом начале
срока, когда его только перевели в заручейный лагерь после суда,
всякий раз от начальства Шульга попадал прямиком в карцер. Кум
вызывал его, говорил доверительно, пел соловейком, птичкой
серенькой, обещал организовать почёт и оказать всестороннюю помощь,
просил докладывать, кто ныкает янтарь, кто из охраны, почём и
сколько принимает, не утаивают ли от него доходы. Доносить сплетни
— кто и что говорит, кто чем дышит, кто кому раздвигает жопу.
Стучать просил.
—
Никогда такого не делал и начинать не собираюсь, — спокойно ответил
Шульга в ответ на певчие трели, и получил в грудь
электрошокером.
Затем вохровцы деловито, с большим знание
дела отпиздили его, а зализывать тумаки оставили в изоляторе два на
два метра. Через неделю процедура повторилась снова по прежнему
сценарию: пропозиция, брезгливый отказ, электрошокер, тумаки и
карцер. Разрулил ситуацию, как ни странно, бригадир отбойщиков,
вольнонаёмный дядя Толик. Глядя на фингалы по морде Шульги,
характерные следы от шокера над воротником, он подошёл к нему в
конце обеда и попросту спросил:
—
Начальник стучать предлагает?
—
Да, — не стал скрывать Шульга, у которого до сих пор болел весь
корпус.
—
Тут все стучат. А ты что?
—
А я сказал — не буду.
—
А как сказал?
—
Да так и сказал — не стучал и не планирую.
—
Неправильно ты, дядя Фёдор, колбасу держишь, — заметил бригадир. —
Надо понимать место, время, обстоятельства. Ты — отбываешь
наказание. Они — собаки мусорской породы.
—
И как отказать, чтоб отстали?
—
Попросту на хуй послать, — на полном серьёзе ответил
бригадир.
—
И что мне это даст? — не поверил Шульга.
—
Хуже уже не будет, — дядя Толик пожал плечами. — Они, конечно,
опять тебя напиздят, но этот раз станет последним.
В
результате, когда Шульгу в очередной раз позвали в кабинет
начальника, в ответ на все вступительные сладкие речи тот раздельно
произнёс:
—
Иди на хуй.
Били в тот день сильнее, чем обычно, но
сомнительные предложения прекратились, словно источник пересох. И
вот, пожалуйста, снова теребят.