Если конечно не лезть в вонючие подземелья вместе с Романом. В
отличии от мира теневиков, тут это было страшно и неприятно.
Некомфортно. В общем, не вариант. И тогда я отправился на свою
малую родину.
Когда я, в новой куртке поверх костюма и с портфелем в руках
вышел из автобуса, то застыл, в ожидании щемящего чувства
ностальгии. Тут было красиво — потемневшие от времени домики тонули
в ярко-зеленной весенней растительности, знакомые ямы на дороге
навевали воспоминания… И я ощутил радость, что уехал из этой
типичной бабкодеревни. На самом деле это был, фактически пригород —
многие домики принадлежали городским, которые использовали их как
дачи. Вот только водопровода не было, это делало деревеньку не
сильно востребованной. Постоянно тут жили, в основном, пожилые
люди.
Первым делом я отправился на кладбище. Долго бродил среди
покосившихся крестов, пока не нашел могилу матери. Кладбище было
сравнительно ухоженным. Трава скошена, могильный холмики не
заросли. Кресты, по большей части, стояли ровно. Я посмотрел на
круглую латунную табличку на которой едва угадывалось лицо молодой
девушки. Мама умерла сразу после того, как родила меня. Кто мой
отец, деревенские не знали — она уехала в город на учебу и
вернулась уже беременной. Я осторожно открыл портфель, стараясь не
потревожить Хемчика в светозащищенном отделении, выложил букетик
цветов. Долго стоял, думая о своем. И отправился к тете Любе. Она
была двоюродной сестрой моей матери и усыновила меня. Взяв в семью
уже с пятью детьми. Вырастили как своего.
На обратном пути я встретил пьяненького Степку. Степке было не
меньше шестидесяти лет, но он по прежнему был “Степка”. Возможно,
из-за легкого и смешливого характера.
— Оооо! Серега! Слышь, дай чирик… А ты чо грустный такой?! — тут
же расплылся он в улыбке, показывая черные зубы. — А! К мамке
ходил?
— Да, — кивнул я, нащупывая мелочь в кармане. — Цветы
принес…
— Искусственные? — неожиданно строго спросил Степка. — А то от
настоящих мусор один, убирать потом…
Я на секунду задумался и оглянулся вокруг. Кладбище было
большое. Не самое ухоженное, но расчищенные от травы дорожки,
скошенная трава и присмотренные могилы — очевидно, чей то труд.
— Дедушка Степан, так вы что, за кладбищем теперь смотрите? —
спросил я.
— А кто? — с вызовом ответил он, пахнув на меня перегаром. —
Разъехались жеж все… А мои тут все лежат. Мне не трудно. Чего еще
делать? Скучно, в пустом-то доме!