- А-а-а-а-а! Ну, это буквально то, что вы видите:
штукатурка или ещё какая замазка на трещине и дата. Означает такой
знак следующее: с такого-то года сейсмической активности в пещере
не отмечалось. Видите – на замазке нет трещин? Значит, камень не
смещался ни на миллиметр. Это старые горы, Фигаро. Старые и
геологически спокойные. И хорошо, а то нам тут только вулканов с
землетрясениями не хватало.
- О-о-о-о! Вот это да! Это что, янтарь?!
- Янтаря тут отродясь не было... А, вы про ту красивую
бялмбу в стене? Похожую на кусок хрусталя? Это всё гипсы, Фигаро,
просто гипсы и вода, которая вымывала их и очищала сотни тысяч лет.
Мы в обычной эрозионной пещере… ладно, не совсем в обычной.
Пожалуй, это сама красивая эрозионная пещера из всех, что мне
доводилось видеть.
- Вы же агорафоб.
- Ага. Именно поэтому я и лезу в любую дыру в земле,
которая представляет хоть малейший интерес. Клин клином вышибают.
И, знаете, помогает. Первые полчаса трясусь как осиновый лист и
потею, зато потом, когда отпускает… М-м-м-м! Со своими страхами,
господин следователь, нужно уживаться, как с короткой ногой или
сухой рукой. Иначе они уживут вас. Точнее, сживут нахрен со свету.
Гарантирую.
Следователь кивнул. Он поймал себя на мысли, что ему
начинает нравиться маленький механик. В Тиккере был некий
залихватский задор, но не шапкозакидательный, а, напротив,
уравновешенный изрядной толикой здравого смысла и добродушной
самоиронии.
«Фигура, конечно, прямая как шампур. – Размышлял
следователь. – Такой как Тиккер налегке грохнет Харта и не
поморщится. Как сказал бы комиссар Пфуй «подходящий психологический
портрет». Куча энергии, мастер на все руки… Да, Харта он бы,
конечно, прикончил. Только какой у него мотив? И неужели он
соорудил бы кривой самострел? Допустим, чтобы отвести от себя
подозрение… но, опять же, а чьё? Вряд ли местные шерифы – гении
сыска. Святые небеса, да механик квалификации Тиккера подстроил бы
шефу двести разных несчастных случаев и никто его ни в чём не
заподозрил бы!»
Но в следующий миг все мысли разом вылетели у него из
головы.
Потому что коридор, по которому они шли вдруг резко нырнул
вниз, свился петлёй, расширился, словно бутылочное горлышко и
превратился в огромный подземный зал.
И был этот зал удивителен и до одури красив.
Каменные колонны выточенные водой за бессчётное множество
лет соединялись изящными арками под ажурными сводами, с которых
вниз ниспадали полупрозрачные канделябры из хрустальных «сосулек»
преломлявших свет и перебрасывающихся между собой маленькими
радугами. Стены выглядели оплывшими, словно свечной воск, стекающий
по каминной полке, и также как и свечной воск создавали
удивительные скульптуры, террасы, колоннады… В широком жёлобе у
стены грота торила свой путь подземная река, спокойно и неторопливо
несущая тёмные воды из полукруглой дыры в стене куда-то вдаль, в
темноту.