От горестных мыслей следователя отвлекла странная тишина
вокруг: все разговоры разом затихли и даже словоохотливый Сайрус
прервал свой разговор с инквизитором. Теперь Френн шел позади, а
ссыльный колдун – впереди, рядом с Хартом. Оба внимательно
всматривались в стылую глубину смыкавшейся вокруг чащи и Фигаро,
наконец, понял, что его коллеги внимательно сканируют эфир на
предмет возможных опасностей.
«Люди работают, а я про боль в ногах думаю. Соберись,
Фигаро, не на пляже»
Он глубоко вдохнул морозный воздух с тяжелым запахом хвои,
медленно выдохнул и раскинул вокруг, насколько позволяли
способности, свою куцую сеть восприятия. Фигаро, разумеется,
чувствовал сам Эфир – этот лёгкий поток бесплотного ничего, которое
одновременно с этим было и всем сразу, но Эфир сканировать – вот
это у него всегда получалось вон из рук (хотя, казалось бы,
практика даже не первого курса, а фильтрационных центров
Инквизиции).
Требовалось как бы застыть относительно потока, что кружил
вокруг, стать неподвижным центром, камнем на дне горной реки, а
потом выбросить во все стороны тонкие чувствительные усики,
превратиться в паука, что терпеливо ждёт внутри своих силков когда
вздрогнет сверхтонкая сигнальная нить. У Фигаро неплохо получалась
сама визуализация, но затем сознание следователя что-нибудь
регистрировало (чаще всего, какую-нибудь откровенную ерунду) и
устремлялось за увиденным как ребёнок за яркой бабочкой, ну а
потом, конечно же, приходилось начинать всё сначала. Сильные,
активные колебания – вот их Фигаро чувствовал хорошо, но, как
говорил с издевкой Артур, «…если ты чувствуешь на шее зубы тигра,
то способность их пересчитать не добавит тебе строчки в
резюме».
Сканировать чащу, однако, оказалось интересно; Фигаро даже
забыл про свои несчастные натруженные ноги. Это был действительно
старый лес, настолько старый, его модно даже было назвать древним –
следователь чувствовал эхо колдовских полян и источников, что ярко
пульсировали где-то далеко за стеной деревьев, и их обитателей, что
тоже молча смотрели на маленький отряд десятками невидимых глаз.
Одни взгляды были настороженными, другие – холодно-равнодушными;
некоторые вообще невозможно было прочесть (да и одному Эфиру
ведомо, что за существа там таились), однако никакой агрессии
следователь не чувствовал. Другие занимались своими делами, люди –
своими и нечего было им делить, и первые были неинтересны вторым.
Любопытничала только всякая мелочь, вроде хух – самых мелких лесных
духов, что с вершин деревьев провожали людей
тревожно-заинтересованными глазёнками, их же более крупные и
сильные собратья, что, похоже, наскоро оценили людей и сочли их
безопасными, теперь вернулись к своим непонятным Другим делам.
Старый замшелый лешак заворочался в логовище, оглядел отряд Харта
да и перевернулся на другой бок, сплюнув, почуявши стальные пули.
Дриады в испуге принялись, было, копить силёнки на колдовской удар,
но сообразив, что гости – не лесорубы, расслабились и ушли
веретёнами света внутрь древесных стволов. Плыли вдалеке, не
касаясь земли силуэты Тех, что Наблюдают, потрескивал живой свет
под ногами, и всем было плевать на людей, что пришли в эти странные
места. Фигаро вспомнил слова Артура, который как-то сказал: «…если
бы ты знал, ЧЬИ глаза смотрят на нас в том миг, когда мы, ничтоже
сумняшеся, решаемся на столь могучее колдовство, что высовываем нос
за пределы нашего маленького мира, ты бы, верно, умер на месте. Или
тут же сошёл бы с ума. Радует одно: большинству Могуществ, что
мельком смотрят на наш мир из Иных Сфер мы интересны, примерно,
никак. А не радует то, что некоторых из НИХ, всё же, можно
заинтересовать…»