Степняки засмеялись, весело комментируя мою попытку.
Играют, суки! Весело им, тварям! Эх! Хоть бы одного достать
перед смертью!
Об том, чтобы сдаться, я даже не помышлял. Знаем,
наслышаны! Что может быть хуже участи раба? Когда ты превращаешься
из человека в живую вещь? Твои желания, чувства, надежды с этой
минуты ничего не значат. Скажут козликом заблеять, и заблеешь,
никуда не денешься! Методы принуждения тут веками
отработаны.
Отчаянно закричала за спиной Настя.
— Настёна! — крутанулся было за моей спиной Степан и осёкся, с
громким стоном заваливаясь на землю. Нависший над ним степняк
весело оскалился, крутя в руках окровавленную саблю.
— Ах ты ж, сволота!
В глазах потемнело от накатившей ярости и я, не
раздумывая, метнул в его сторону нож. Резко, одной кистью, почти
без замаха. Лошадь, всхрапнув, прянула в сторону, унося
схватившегося за горло степняка. А я уже падаю рядом со Степаном,
вновь уходя от брошенного аркана, вырываю из скребущей
траву руки кистень, распрямляюсь и успеваю заметить натянутый лук в
руках одного из врагов. Резкий удар в грудь буквально вышиб дух,
сзади кто-то навалился, опрокидывая на землю и, в следующий миг, я
потерял сознание.
***
Отчаянный, полный животной боли крик немилосердно стеганут по
ушам, прорвавшись сквозь липкую пелену беспамятства. А следом
вернулась боль, окончательно заставив прийти в себя.
Я с трудом разлепил запорошенные песком веки, с силой выдавил на
подбородок густой красноватый комок слизи и дёрнулся, попытавшись
смахнуть это безобразие с лица.
Осуществить данную задумку у меня не вышло; связанные за спиной
руки помешали. А вот боль, с готовностью откликнувшись на резкое
движение, значительно усилилась.
Не выдержав, я громко застонал. Надо мной тут же склонилась
Настя, заботливо обтерев лицо какой-то тканью.
— Кажись, послушник очнулся, — рядом с девочкой появился мужик,
тряся всклокоченной рыжеватой бородкой. — Как ты? Я уж думал, не
очнёшься.
— Воды, — прохрипел я в ответ сквозь стиснутые зубы. В этот
момент невидимый мной мученик взвыл как-то по-особенному,
умудрившись вложить в голос столько муки, что я на миг даже о
собственной боли забыл. — Кто же там кричит-то так, а?
— Неоткуда здесь воде взяться, — безрадостно вздохнул
рыжебородый. Настя энергично закивала, подтверждая, что мужик не
врёт. — Не до нас покуда басурманам. Вот струг купеческий дограбят,
тогда перед дорогой, может, и напоят. Кого водой, а кого и
собственно