Фёдор Годунов. Потом и кровью. - страница 69

Шрифт
Интервал


. А вы говорите, спасся!

— Языком мелет, что помелом в хате метёт, злыдень старый, — зло сплюнул ему вслед Болотников. — Он, как я слыхивал, уже лет тридцать как на галере этой безвылазно сидит. А то и поболее! Сначала веслом, как мы, махал, потом по старости в помойные определили. Ведать не ведает, что на Руси творится, а всё туда же — судить берётся, о чём не знает!

Новый заливистый свист аргузина и мы берёмся за весло.

— Жив царевич, — продолжил, между тем, Иван, налегая на весло. — То мне доподлинно известно.

— Да хоть бы и жив. Тебе то что за дело, московит? — зло спросил обычно больше помалкивающий Войцех. — Всё равно ведь здесь в цепях рабских сдохнешь!

— Может, и сдохну, — криво усмехнулся в ответ Болотников, — а может и нет. То Господу решать. А то, что по правде на Руси жить будут, то душу греет. За правду и жизнь отдать не грех!

Я лишь вздохнул, матерясь сквозь зубы. Не перетянуть мне Болотникова на свою сторону. Фанатиков не переубедишь. Более того, в будущем он может стать серьёзной проблемой, особенно если предстоящую казнь, устроенную Василием Шуйским, переживёт. Такой за мифического доброго царя до последнего всем глотки грызть будет!

Впрочем, вскоре мне стало не до размышлений. Следующие несколько часов мы, обливаясь потом, налегали на вёсла, работая без перерыва под жарким летним солнцем. Усталость непомерным грузом навалилась на плечи, выворачивая мышцы, сводя судорогой руки, рвя жилы на спине. Последний час я тянул неподъёмное весло уже на морально-волевых, сцепив до зубовного скрежета зубы и не замечая ничего вокруг.

— Матка борза! Не могу больше! Силушек моим нет! — раздался полный страдания выкрик на польском у противоположного борта.

— Греби давай! — гаркнули ему в ответ сразу в несколько глоток. — Берег уже рядом! А не то забьют до смерти!

— Не могу! — в голос зарыдал поляк.

— Чего это он? — повернул голову Михайла, не забывая, впрочем, налегать на весло.

Я промолчал, не желая выдавать своего знания польского языка. Оно, конечно, тайна не велика, но чего светиться? Чем меньше обо мне знают, тем крепче я сплю.

— Не видишь разве? Не выдержал, лях, — Болотников со злостью потянул на себя весло. — Вот и плачется!

К несчастному между тем подскочил надсмотрщик, резко взвизгнула плеть, заставив гребцов привычно вжать голову в плечи. Второй встал рядом, крутя головой во все стороны и выискивая признаки зарождающегося недовольства.