Оба
месяца выглянули в прореху между тучами, разогнали темноту. Улица
сразу стала привычной, почти даже уютной, и Кат понял, что не
заблудился: нужный поворот был прямо перед носом. Ноги помнили
дорогу и сами шагали, куда следует.
Идти
оставалось недолго. Мимо тянулись притихшие многоквартирные дома с
редкими огнями в окнах. Кружком стояли деревья в заснеженном
крошечном сквере, где до войны была статуя Основателя – после войны
статую снесли, остался лишь сквер. Спала под мостом речка Удача, и
на берегу дремали, сбившись стайкой, бескрылые длиннохвостые
утки.
Наконец,
впереди замаячила знакомая подворотня – сквозной, пропахший крысами
тоннель, который позволял срезать дорогу на добрых полверсты. Кат
нырнул в кромешную тьму; Петер, шмыгая носом, безропотно последовал
за ним. Пройдя под низким кирпичным сводом, они вышли с другой
стороны здания и очутились на узкой улочке.
Тускло
горел фонарь. Падали беззвучные снежинки. Напротив стоял дом Ката –
маленький, в три окна шириной и в полтора этажа высотой. Тесный,
обтрёпанный, как отцовское старое пальто, которое носил мальчишкой.
Родная берлога…
Самое
опасное место в городе – это порог твоего дома.
Именно
здесь будут ждать те, кому надо тебя дождаться.
Кат не
видел их сейчас, но чувствовал. То ли эхо шагов как-то не так
отражалось от стен. То ли к запаху свежевыпавшего снега
примешивалась вонь человечьего пота. То ли впрямь работало особое
чувство, помимо пяти обычных – не прошли даром ночи, когда он вёл
очередную жертву к Аде, постоянно оглядываясь, выбирая пустые улицы
и за три квартала обходя будки городовых. Не могло такое пройти
даром.
Фонарь,
под которым стояли Кат с Петером, давал совсем немного света.
Противоположная сторона улицы тонула в сложной мешанине теней.
Идеальное место, чтобы прятаться и караулить.
Кат не
спеша двинулся вперёд. И совсем не удивился, когда из узкого
прохода, отделявшего его дом от соседнего здания, выступил
невысокий ссутуленный человек.
–
Здорово, Дёма, – сказал человек, держа руки в карманах.
Петер
оступился и сделал неуверенный шаг в сторону.
Кат же
с облегчением перевёл дух. Голос
был хорошо ему знаком – даже слишком хорошо.
– Ну,
здорово, Чолик, – сказал он. – Что пришёл? Мы с Килой на завтра
забились.
Чолик
сплюнул в снег тёмным сгустком табачной жвачки.