Одиноко
светилось окно второго этажа. На жёлтом фоне показался силуэт:
женщина склонилась, приставив к стеклу собранную домиком
ладонь.
– Это
ваша жена? – спросил Петер.
– Почти,
– ответил Кат. Он взошёл на крыльцо, потопал, сбивая прилипший
снег, и достал ключи.
Петер
кашлянул от смущения.
–
Извините, – сказал он. – Не стоило спрашивать.
– Ничего,
– сказал Кат.
Они
вошли. Внутри стояла плотная, душная темнота. Но тот, кто бывал
здесь раньше, мог бы ориентироваться по запахам. Пахло старым
деревом, воском и пылью из гостиной; тряпками и печным дымом
отзывалась кухня; едва доносился душок птичьего помёта с чердака. И
влажно, угрюмо потягивало земляной сыростью из подвала – наверное,
так могло пахнуть само время. Или отчаяние. Или плесень.
Кат
протянул руку, нашарил на полке спички. Ожили одна за другой свечи.
Петер завертел головой, рассматривая зал: строгие картины на
стенах, громаду люстры над головой, невнятный узор ковра под
ногами.
Затем
огни встрепенулись, где-то рядом скрипнула дверь. Паркет застонал
на разные лады, точно дерево, из которого его сделали, пыталось
научиться говорить, сказать что-то важное, предупредить, пока не
поздно...
Но было,
конечно, уже поздно. К ним навстречу шла Ада: в шерстяном сером
платье, в кофте, поверх которой накинула ажурную шаль. Перед собой
Ада несла подсвечник – точную копию того, что стоял на полке в
зале.
– Добрый
вечер, господин мой, – сказала она Кату, улыбаясь.
– Угу, –
ответил Кат.
Веки она,
как всегда, подвела густо, а губы, бледные и тонкие, оставила без
помады. На восточных скулах плясали тени, и это было немного
жутко.
– Кого
привёл? – Ада заглянула Петеру в лицо. – Ты кто,
мальчик?
Тот
скованно поклонился, но ничего не ответил.
Кат
сказал:
– Парень
не понимает по-нашему.
Ада
нахмурилась:
– Откуда
же он такой взялся?
– От
Килы, – Кат пожал плечами. – Чернь из урманской слободки. Мне так
сказали.
– Из
урманской? – с сомнением повторила Ада и спросила Петера, перейдя
на язык богов: – Кто ты? Как звать?
– Петер
Шлоссель, сударыня, – ответил тот также по-божески, и зачем-то
добавил: – Мне пятнадцать лет.
– И где
ты живёшь, Петер Шлоссель?
– В
частном приюте, – он махнул рукой, очертив дугу. – Нас там двадцать
душ. Вчера… (Петер помедлил, будто бы взвешивая, стоит ли
рассказывать больше). Вчера на приют напали. Мне удалось спастись.
Но дальше пришлось трудно. В незнакомом месте, без денег – ничего
не было с собой, только пижама. Холодно, зима… А потом – повезло,
мне встретился какой-то участливый господин. Он сказал, что знает,
где переночевать. И отвёл к сударю Демьяну.