– Нет, –
сказал Кат, пряча пистолет за пазуху. – Это, наверное, кто-то
похожий.
И вышел
на улицу, пригнувшись, чтобы не задеть макушкой
притолоку.
Через
несколько секунд к нему присоединился Петер. Они молча зашагали по
улице вдоль домов, которые глядели на них заплаканными
окнами.
– Что там
светится? – спросил Петер немного погодя.
Кат
вгляделся сквозь мглу. Высоко над крышами мерцала красная
искорка.
– Обелиск
Победы, – сказал он. – Местные после войны поставили.
– И кого
они победили?
Кат
сплюнул в лужу.
– Сами
себя.
Петер
перешагнул через мелкий, но бурный ручей, что тёк из водосточной
трубы.
– Демьян,
я могу говорить откровенно?
Кат
завозился, поправляя игломёт под плащом. Громоздкое оружие было
предельно неудобным: чувствительно тыкалось в рёбра, цеплялось
дурацкой мушкой за рубашку и постоянно норовило вывалиться из-за
пазухи наружу, под струи ледяного дождя.
Не
дождавшись ответа, Петер продолжал:
–
Нехорошо как-то получается. Он всё-таки её брат. А она его хочет
убить. И мы вроде как в этом помогаем.
– Он её
вроде как в рабстве держит, – бросил Кат.
– Ну да,
– подхватил с жаром Петер, – Этот рогатый, конечно, гад последний.
И отвратительно, что у них на Танжере рабы везде. И то, как с ними
принято обращаться – это тоже ужасно. Но убивать… Тем более –
родного брата…
Лицо у
него было мокрым и несчастливым.
– Как
вообще можно сестру в рабыни взять? – помолчав, спросил он. – А то,
что она в конце рассказала… Как он её…
– Законом
не запрещено, – Кат снова поправил игломёт. – Это же Танжер. Да и
похеру. Пусть сами разбираются. Сюда давай.
Они
свернули в переулок, подальше от людских глаз – что было, пожалуй,
излишним, так как на улице, кроме них, не водилось прохожих. Петер
долго не мог развязать мешочек с песком из Разрыва: стоял, горбясь,
под чьим-то жёлтым окном, без толку дёргал отсыревшие тесёмки. Кат
ждал. Дождь молотил его по макушке, словно вознамерился продолбить
череп.
Наконец,
Петер справился. Высыпал на ладонь щепоть песка, вцепился Кату в
предплечье.
– Раз,
два, три, четыре… – начал Кат.
«Солнце,
– думал он. – Солнце, солнце, солнце…»
Холод
принял их в объятья.
Волосы
Ката, насквозь промокшие, облепили голову ледяным шлемом. Дуновение
ветра, несильное, даже с какой-то ленцой мазнувшее по лицу,
заставило попятиться и закрыться рукой. Петер издал короткий
задыхающийся звук, словно его ударили под ложечку.