Выписали меня совершенно больным – доктора решили, что дальше
лечить бесполезно, хотя от заразы меня избавили. Но легкие так и не
восстановились до конца, а хуже было то, что болезнь повлияла на те
нервы, которые раньше позволяли хоть немного чувствовать нижнюю
часть тела. От меня мрачные прогнозы никто не скрывал – доктор во
всё той же закрывающей лицо маске сказал, что жить мне осталось
меньше года, и медицина бессильна, она может лишь облегчить
страдания. Ещё он напомнил, что у нас запрещено помогать больным
умирать – это квалифицируется как убийство и наказывается по
соответствующей статье Уголовного кодекса. Сидеть пожизненно ради
меня этот врач не собирался.
С женой я поговорил, и она всё поняла. Да и что там было не
понять – на одной чашке весов был год медленного превращения в
растение, а на другой – быстрая и почти безболезненная смерть.
Отношение церкви к самоубийцам меня не пугало – я никогда не был
убежденным верующим, свечки ставил очень иногда, по большим
праздникам, ну а возможностью того, что меня не разрешат хоронить в
пределах ограды, мы решили пренебречь. В конце концов, мне будет
всё равно, да и жене, пожалуй, тоже.
Ещё я предупредил того майора, который как раз стал
подполковником, – но он успокоил меня, что через пистолет на него
не выйдут. Впрочем, я и сам видел, что все номера заботливо спилены
и затерты, да и прочие манипуляции прослеживались – это был
по-настоящему анонимный ствол, принадлежность которого не определят
даже в нашей отстрелочной лаборатории, пусть там и была самая
большая база по огнестрельному оружию.
Предсмертные хлопоты заняли ещё какое-то время; я и сам
оттягивал тот самый день, как только возможно – впрочем, никто не
мог сказать, что он всецело готов к тому, чтобы уйти из жизни. И я
не чувствовал себя готовым. Но боль действительно усиливалась,
становилась нестерпимой, я дважды попадал в больницы – и дважды
выходил из них, убежденный, что без этого опыта мне было бы лучше.
Ну а тот самый день наступил, когда руки впервые отказались помочь
мне перебраться с кровати в коляску. Пришлось звать жену – и сразу
же проверять, что я смогу сделать с пистолетом. К счастью, с ним
никаких проблем не было.
И я решился. Не стал дожидаться, когда у моего организма откажет
ещё какая-нибудь необходимая для функционирования деталь.