Костер в каком-то селении, где нас,
путешественников по всему Нулевому, встречали с распростёртыми
объятьями. Там костров было два: взрослый и детский. У взрослого в
центре внимания был отец и мама, описывающие чудеса Нулевого, у
детского же свои истории рассказывал я.
Костер в безвестной деревушке, когда
отца уже давно не было, но и большая часть унижения и бессилия была
позади: я начал Возвышение, добился немалых успехов и был уверен,
что моя месть скоро свершится. Я, мама, Лейла, дядя Ди, Дира, Рат и
Ралио, запах мяса. Тот вечер был долгим и уютным.
Но здесь и сейчас просто сидеть и
глазеть на огонь мне быстро наскучило. Приятные воспоминания про
костры я перебрал в памяти довольно быстро, не так уж их и много
оказалось, вспоминать нарочно о чём-то ещё испортило бы все тёплые
ощущения от этого вечера, но и просто бездумно глазеть в огонь было
бессмысленно.
Можно было бы попросить о тренировке
того же Дима, сойтись с ним без единой техники, только сталь к
стали или даже кулак к кулаку, но он с такой довольной улыбкой
лежал и бездумно пялился в небо, что мешать его отдыху я не стал,
со вздохом перевёл взгляд дальше, выбирая, кем его можно заменить и
кто не так погружен в отдых. Карай? Ест. Бирам? Его вообще не
видно. Ди… О! Седой. Давненько, уже пару недель я не сходился с ним
в схватке.
Я уже всё для себя решил, уже начал
тянуть вверх руку, чтобы привлечь его внимание, и тут к Седому
подсел Зеленорукий, сразу же повернув ход моих мыслей.
Руку я всё же поднял, но помахал ей
совсем не Седому.
— Старейшина Зеленорукий!
Старейшина!
Тот обернулся, в удивлении вскинул
брови, но поднялся и двинул ко мне. Не один.
— Что, младший глава?
Я зыркнул на Седого, который тоже
направился к нам и похлопал по земле рядом с собой:
— Садись, я хочу кое-что
проверить.
Зеленорукий послушно сел там, где я
просил, почти касаясь меня коленом, и нахмурился:
— Что именно?
Я не стал отвечать, просто потянулся
к его плечу, но мою руку перехватил подоспевший Седой и
изумился:
— Молодой глава, ты что собираешься
делать?
Зеленорукий отодвинулся от меня и,
качая головой, сообщил:
— Кажется, он хотел меня
подлечить.
Голос Седого стал напоминать
шипение:
— Малец, ты придурок? Здесь нельзя
использовать техники. Никакие, даже лечебные.
— Я и не собирался их использовать, —
почти честно успокоил я его.