«Значит, «личное пространство» ей требуется для этого?»
Было как-то противно — всё-таки Станцию Кир считал своей, и на
ней всегда был идеальный порядок. Будто плюнули в душу…
«Интересно, все девчонки таким занимаются, когда их не видят? А
чем ещё?»
Вспомнилась Мэйби — она тоже так делала…
До ушей донёсся писк, и через миг в шею впился тоненький
хоботок. Кир хлопнул по шее, и поднёс ладонь к глазам.
Комар.
По волосам полз очередной жук, а возле уха снова пищало.
На ужин Эйприл «испекла» — достав тарелки из шкафа, кучу печенья
в виде забавных кошачьих мордочек.
— Ешь! Синие — «мальчики», розовые — «девочки»! — она подвинула
Кириллу тарелку и стакан молока.
— Поправится не боишься?
— Захочу — не получится!
— Слушай, а Облако — мальчик или девочка? В смысле, самец или
самка, — смутившись, Кир принялся выколупывать из печенья
изюминки-глазки.
Брови Эйприл полезли на лоб, а через миг она разразилась
смехом.
— Ну даёшь! Где же ты видел разнополых котят? Потому ведь и
Облако, что не девочка и не мальчик! Вырастет — определится.
Конечно, если захочет, если понадобится.
Ну да. Теперь, когда Эйприл всё объяснила, Кир понял, какую
сморозил глупость… С другой стороны, он никак не мог вспомнить, кем
становятся котята, когда вырастают. А спрашивать было глупо…
Оставалось надеяться, что не жуткими монстрами.
Эйприл гладила Облако. Пахло озоном. По шёрстке бегали молнии и
пушились кисточки на маленьких ушках. Бусинки на усах издавали
мелодичный звон, перекрывающий треск разрядов.
Самый обычный, такой привычный котёнок… Кир не мог понять,
почему он ничего о котятах толком не знает.
Незнание пугало.
Девушка нагибается, и алые рога исчезают внутри моего
живота.
Дёргаюсь и застываю, вперив взгляд в залитую багрянцем
рубашку.
Она, поправив полосочку шортиков, распрямляет спину. Заметив
меня, заливается хохотом.
— Как, малявка, не больно? Живой?
И смотрит прямо в глаза.
Радужка, будто перезрелая подгнившая вишня. Затейливые вензеля
на лице. Рога, спроецированные затерявшимся в копне смоляных волос
голообручем, в ответ на смену эмоций пульсируют фуксией.
Мэйби красивее, хоть и младше. Своей, другой красотой. Не столь
притягательной, не столь чувственной. Не пожирающей, не
животной…
— Свалила! — Мэйби даже не пытается скрыть презрение. — А ты,
что застыл? Влюбился? — она хватает за руку, и волочёт меня,
раскрасневшегося, сквозь корчащихся в танце людей.