Визиты к друзьям не дали никакой ясности.
Никто не знал, почему Тхе’Маэс объявил ранний сбор, ходили только
слухи о том, что на границе с Милрадией что-то изменилось. Что?
Почему? Неизвестно. Оставалось лишь строить догадки, которые вряд
ли имели что-то общее с действительностью.
Если
не считать стражников у ворот, то первой, кого он увидел, въехав во
двор, была Доминика.
Не
замечая его, она возилась с колченогой пегой виртой. Толку от
зверюги не было никакого — своенравная, упрямая, иногда откровенно
злая. Она задевала других вирт, не упускала шанса прихватить за
руку зазевавшегося смотрителя. Но и избавиться от нее рука не
поднималась, потому что спасла она двух солдат на горном перевале —
предупредила о скрытом под снегом разломе, а сама провалилась. В
тех пор и хромала, и злилась на всех подряд. По законам Андракиса,
жизнь ее неприкосновенна, и хозяин должен заботиться о ней до
скончания ее дней.
— Ах
ты, зараза бестолковая, — шипела Доминика, вытягивая из зубастой
пасти свою изжеванную косу, — я же для тебя стараюсь! Стой
спокойно!
Куда
там! Вирта вставала на дыбы и, наполовину сменив свою форму,
пыталась хлестнуть упрямую целительницу длинным, как плеть,
хвостом.
— Я
все равно до тебя доберусь! — В своем желании исцелить Доминика
была беспощадна. — Хочешь не хочешь, а вылечу. Поняла?
—
Стоять! — жестко припечатал кхассер.
Вирта тут же остановилась как вкопанная. Ника
тоже. Замерла каменным изваянием и даже вздохнуть боялась.
—
Что стоишь? Хватай, пока присмирела.
Сообразив, что приказ относился не к ней,
Доминика рванула вперед, повисла на шее вирты. Под пристальным
взглядом кхассера та окончательно притихла и не брыкалась, когда
Ника стала бесцеремонно ее осматривать, но ушами все же нервно
пряла.
—
Стоять, — повторил Брейр, наблюдая, как хрупкие девичьи руки
уверенно прощупывают неправильно сросшуюся ногу.
В
душе что-то кольнуло. Что-то острое, тягучее, полное смятения.
Кольнуло и разошлось по венам пряной волной.
—
Нашла! — радостно воскликнула Ника и ободряюще похлопала вирту по
крупу. — Прости, милая, сейчас будет больно. На секундочку, а потом
все пройдет.
Взялась за искореженные нити и рванула,
разрывая неровный комок, а потом тут же соединила заново, наполняя
целительной силой.
Вирта возмущенно зарычала и начала
обращаться, чтобы наказать нахалку, посмевшую причинить боль там,
где и так постоянно болело, но кхассер был начеку. Поймал, сжав
ладонями вытянувшуюся змеиную морду и, заглянув в глаза, твердо
произнес: