Утро
встретило ее хмурым небом и серым по-настоящему осенним дождем.
Природа будто грустила вместе с синеглазой девушкой, которая стояла
на балконе, обхватив себя за плечи. Тонкая ночная рубашка давно
промокла и облепила стройное тело, подчеркивая каждый изгиб, волосы
прилипли к лицу, а босые ноги онемели от холода. Но она продолжала
стоять, не замечая ни ветра, ни дождя.
Все
это такие мелочи по сравнению с темной дырой, расползавшейся в
груди.
Нике
хотелось уйти отсюда. Убежать за пределы Вейсмора далеко-далеко,
чтобы никто не смог найти. Схорониться в какой-нибудь деревне и
начать новую жизнь.
Побелевшими, замерзшими пальцами она привычно
нащупала нить на запястье. Позорный атрибут лаами. Не об этом она
мечтала, поднимаясь на борт корабля, который привез наивных невест
из Шатарии в загадочный Андракис.
Спустя полчаса Ника вышла из своей комнаты,
тепло одетая в плащ с капюшоном и удобную обувь. Она собиралась
проведать старую Нарву. Отнести ей свежего супа и хлеба, прибраться
в покосившемся домике и побыть в тишине.
Едва
она дошла до лестницы, как позади раздался дикий крик:
—
Госпожа!
От
голоса, пропитанного ужасом, на затылке зашевелились волосы.
Обернувшись, Ника увидела распахнутую дверь в комнату
Тианы.
—
Помогите! — снова отчаянный вопль.
—
Кто кричит?
—
Что случилось?
На
призыв о помощи начали стягиваться люди и, тяжко вздохнув, Доминика
поплелась обратно.
До
входа она добралась, когда там уже толпился народ. С трудом
протиснувшись сквозь плотную стену встревоженных жителей замка
немного ближе, Ника увидела Тиану, лежащую на полу, а рядом с ней
рыдающую Берту и Брейра. То, как бережно он поддерживал ее обмякшее
тело и хлопал по щекам, пытаясь привести в чувство, снова ударило в
самое сердце. И вместо того чтобы ринуться вперед и помочь, Ника
замерла за чужими спинами, не в состоянии заставить себя сделать и
шага.
— Я
зашла, а она лежит, — стонала служанка. — Хрипит, пена изо рта и
глаза закатываются. Звала ее, а она не отвеча-а-ает.
Тиана была бледной, как смерть, а вокруг рта
кожа и вовсе посинела. Из угла губ струйкой стекала белая пена, и
дыхание настолько ослабло, что даже не видно было, вздымается ли
грудь с каждым глотком воздуха.
—
Бедная, бедная моя хозяйка, — завывала Берта, сжимая ладонь Тианы,
— такое несчастье.