—
Пора, — повторила она и выставила левую руку над тлеющим
маринисом.
***
А в
это время в Вейсморе полным ходом шли приготовления.
В
кухне с самого утра гремели кастрюлями и половниками, служанки в
мыле носились по замку, наводя порядок, а воины ради такого события
начищали оружие до блеска.
К
полудню кхассер был готов. В белых одеждах, расшитых ритуальными
символами, он вошел в главный зал часовни, где его уже ждала
невеста. Легкая, как перышко, в невесомом платье, облегающим ноги
при каждом движении, с распущенными черными волосами.
Красивая.
Он
остановился рядом, вглядываясь в темные глаза, неосознанно ища в
них отблески синевы. Эта синева преследовала ночами. Проникала в
душу, тревожа ее и сжимая когтями беспокойное сердце. Днем было
проще. Днем он был занят: люди, дела, маленькая смешная Тиана — все
это занимало его с утра и до вечера, не оставляя времени для
ненужных мыслей. А вот ночами… Ночами что-то происходило, билось
внутри, сжимаясь тугими кольцами. И чем ближе к церемонии, тем
сильнее.
Тиана прикоснулась теплой ладонью, сплетая их
пальцы, успокаивая, и улыбнулась.
Хорошенькая такая. Как котенок.
Он
сжал ее пальцы крепче и посмотрел на гостей, собравшихся в зале.
Тут были и другие кхассеры, и друзья из Андера, и купцы, и воины, и
простые люди. В самый первый ряд даже ведьма
просочилась.
В
ярко-алом платье Джайла выделялась на фоне тех, кто предпочел
светлые одежды. Ее волосы были забраны в причудливую высокую
прическу, губы густо накрашены, глаза подведены черной краской. Ни
дать ни взять ведьма! И взгляд такой насмешливый,
снисходительный…
С
появлением жреца все разговоры затихли.
Кхассер и Тиана опустились на колени перед
статуей богини Иль-Шид. Им на головы надели ленты с золотыми
символами плодородия, красной багряной краской провели ото лба до
кончика носа, каждому вручили по зрелому колосу.
Церемония началась. Неспешный голос жреца
разносился по часовне, люди благоговейно молчали.
А
кхассер стоял на коленях и чувствовал, как нить на левом запястье
постепенно нагревается.
***
Дым
становился все более темным, и от него начинало щипать глаза.
Кое-как одной рукой Доминика натянула платок на нос. Стало немного
легче.
Она,
не отрываясь, смотрела на серую нить. Казалось, та даже не
замечала, что ее пытаются сжечь, все так же охватывала запястье
серыми нерушимыми оковами. Тонкая, но безгранично
прочная.