Дом Инны исчез, словно не было. Нет,
его не унесло в страну Оз, его смыло рухнувшим смерчем и обломки
разнесло под стены зашатавшихся, но устоявших бараков. Стихия была
на моей стороне? Тело одеревенело, руки свело болезненной
судорогой. Держаться, держаться, несмотря ни на что, терпеть, я же
всегда умела бороться!
Что-то сильно ударило по голове, и
я, понимая, что теряю сознание, стиснула столб как можно крепче.
Все расплывалось, я перестала соображать, все вокруг стало красным,
дышать было так тяжело, что я хрипела, и легкие обжигало огнем.
Держаться!
Я моргнула, и, кажется, полегчало.
Все так же горели легкие, все так же было больно дышать, тошнота
накатила так, что я не удержалась. Я лежала уже на земле, в ледяной
грязной луже, и меня выворачивало наизнанку. Я хрипела, кашляла,
сожалела, что только что не умерла, но резкий морозный воздух
ворвался в легкие, я затихла, утирая вымокшим рукавом лицо, и
застыла наконец обессиленной марионеткой. Очень холодно, так, что
нельзя пошевелить ни рукой, ни пальцем. Слишком холодно. Может
быть, я все-таки умираю.
Хлынули слезы, мне разъедало
слизистые, потом я почувствовала чьи-то руки. Кто-то пытался меня
не то поднять, не то перевернуть.
Идите к черту. Я жива и не нуждаюсь
в жалости или помощи. Здесь без меня полно тех, кому нужно
спасение.
— Что, барыня, что ж такое! А ну
дай! — прикрикнули на меня, и я, несмотря на резь, открыла глаза,
чтобы посмотреть, что за старуха лезет ко мне и трет чем-то
холодным лицо. — А ну дай! Ты ж чуть не угорела, убогая! Если бы не
Ефимка, вон он тебя на снег вытащил!
— Пошла вон, — прохрипела я, потому
что это было единственное, что пришло мне в голову. В самом деле
старуха, хотя нет, моя ровесница, но черт с ней, почему так темно?
Какой снег, откуда?
— Ишь что удумала! — отпрянув,
протянула старуха, и в глазах ее мелькнул то ли страх, то ли
неприязнь на грани ненависти. — Ах ты… Дура ты, дура! — рявкнула
она, и мне было не до того, чтобы отвечать. Я рассмотрела
двухэтажный особняк, сугробы… разве они бывают такими огромными?
Бледный неровный свет из окон, и все тело сковано чем-то тяжелым и
непонятным, и холодно, как же холодно! — Ой ты дура!.. О детях
подумай! Куда оставишь сирот, окаянная! Под забор? Нищими? В
крепостные?..
Все, что я слышу, это бред. Все, что я вижу, галлюцинации. Но
почему мне так адски холодно, почему так больно дышать?