Всё так же лёжа на кровати, Леонардо повернул голову и посмотрел
на спавшую рядом Ли, наготу которой прикрывало бархатное одеяло.
Вряд ли гостья предполагала, что и для неё, на самый крайний
случай, было уготовано особое место. Или предполагала? И потому
сдобренная вином беседа не нашла словесного продолжения. Игривый
взгляд, лёгкое прикосновение, поцелуй… и вот уже вспышка страсти
ярче всех свечей трапезного зала. Что это было? Продиктованная
порывом инициатива или холодный расчёт?
Некромант снова устремил взор в потолок. Он не мог сказать,
почему вместо узилища, где должен был пройти серьёзный разговор,
перенёс их в опочивальню. Вдруг гипнотические умения моалгренов
более коварны, чем предполагалось: не оставляют следов
вмешательства. В таком случае следовало усомниться в собственной
суверенности. Однако стойкая вера в неприступность своего разума
утверждала, что лояльность зиждется на эвентуальности. Живущая не
первый век персона, сведущая в магии и не обделённая красотой
идеально подходила на роль партнёрши.
Так Леонардо дошёл до совершенно новой для себя мысли: вдруг Ли
сможет смириться с потерей дочери, отдать её на заклание ради
великой цели? Пусть у женщины твёрдый характер, но даже камень
поддаётся огранке.
Мощный толчок в бок смахнул некроманта с кровати – бесцеремонно
отправил на пол. Поднимаясь в своей привычно неспешной манере,
Леонардо подумал, что вот оно, внезапное доказательство ментальной
слежки: последняя мысль не понравилась Ли, и она не смогла
сдержаться.
Только брошенный на кровать взор застал не женщину – лежавшее на
её месте уже знакомое существо, что вдруг вздрогнуло и, едва
разлепив глаза, с зажатыми ушами вгрызлось в резное изголовье –
освещённую тусклой луной спальню наполнил хруст древесины.
Колдун же молча наблюдал. Размышлял о том, что он видит:
бесконтрольное превращение или попытку сгладить оплошность
импровизированной фикцией? Какой бы простой, окружённой
совпадениями ни казалась Ли, моалгрены – мастера мимикрии, и порой
это воплощалось не только физически. По крайней мере, так гласили
книги того, кто в своё время, рискуя жизнью, изучил десятки
особей.
Когда синева глаз сбросила сонную пелену, а перекрестье зрачка
замерло на некроманте, зверь медленно разомкнул челюсти и так же
медленно перелёг на живот, одновременно подтягивая под себя ноги.
Уши его не спешили занимать исходное положение, лишь чуть-чуть
разъехались по сторонам, словно существо само не до конца
определилось в оценке ситуации: то ли признать свою вину в порче
чужого имущества, то ли отвергнуть вероятные претензии хозяина
дома, то ли вообще напасть. Во всяком случае взгляд у зверя был
весьма напряжённый.