Но ливень не даёт, смывая дни,
На свет в конце тоннеля и намёка.
Куда ни глянь – господствует гроза,
Окрестный мир в таинственном испуге,
И вздрагивают в храмах образа,
И прячутся по кельям божьи слуги.
А за спиной маячил Воланд
– На море свой мольберт направлю,
Позируй, влажная наяда!
Тебя, купальщица, прославлю,
Как Мону Лизу – Леонардо.
Не вдохновляла ты поэтов,
Как Беатриче и Лаура,
Но твой портрет в ряду портретов
Достоин будет залов Лувра.
Смотрелась просто обалденно
У живописца эта нимфа,
Когда он в образе модерна
Писал её на фоне рифа.
Штормило там, на заднем плане,
И лодка чья-то в волнах гибла,
И возносились к небу длани
Трёх рыбаков, кричавших сипло.
А здесь натурщица в монистах,
Приняв послушно верный контур,
Кривлялась перед портретистом,
Малюй, мол, новую Джоконду.
Но наш художник видел только
Улыбку, негу, укоризну,
Изображая с чувством, с толком
Свою, живую Мону Лизу.
Он был талантлив, смел и молод,
Из тех пород, что редкой масти,
А за спиной маячил Воланд —
В союзе с ним был этот мастер.
Скачет мячик, как попало,
От ударов влево – вправо.
Он летает, как Икар,
Посильней приняв удар.
В небо рвётся, одинок,
Получив мощней пинок.
Бьют и бьют наперебой,
В одиночку и толпой.
А ему того и надо —
Скачет мячик до упада…
Эх, пустой, надутый мяч,
Не один ты мчишься вскачь:
Всяк бескрылый и бесправный
Ждёт ударов слева – справа
И, гордясь, под облака
Не взлетает без пинка.
Коренная песня во весь голос,
Да ещё на много голосов —
Словно на осколки раскололась
Синева над золотом лесов.
Знать, могла родиться эта сила,
Открывая дали впереди,
В том краю, где пело и любило
Сердце раскалённое в груди.
Запоют, да весело запляшут,
Да ещё враспев, по круговой…
Разве можно эту песню нашу