– вдруг, окончательно ошеломив Бабушку хорошей юкагирской речью, сказал Чернобородый.
– Эт-тоо![11] – удивленно воскликнула Бабушка. – Наш язык знаете!.. Амуҕалэдэ![12]
Приглашая гостей, незаметно перекрестилась: «Киристос благословление, хороших людей нам послал!»
– О-о, вкусный чай, настоянный на травах, багульнике! Землей пахнет… – сказал Чернобородый, пригубливая из стакана чай.
– Вы прямо как настоящие тундровики! – обрадовалась Бабушка. – Это и вправду: воду я беру среди кочек.
– Да-а, такой чай грех сахаром портить! – ответил Усатый, откусывая кусок жирной юколы. – Мы много ездим. Приходится и в тундре ночевать, потому все замечаем, Бабушка!
Эдилвэй, как и подобает ребенку, не стал долго залеживаться в укрытии. Услышав звон посуды и мирные разговоры, он вошел в унэн.
– Это мой внук Эдилвэй! – с некоторой торжественностью сообщила Бабушка гостям. – А отец его – мой сын – с невесткой уехали на озера ставить сети и скоро должны быть здесь.
– Абуче, а они хорошие люди? – тихо спросил по-юкагирски Эдилвэй у Бабушки. – Тебя не обижают?
Бабушка рассмеялась и посадила внука там, где сидит хозяин унэна.
– Ты тоже чай пей, кушай!
Эдилвэй пожевал юколу.
– А вы – хорошие люди? – спросил он сидящего рядом Чернобородого.
Гости переглянулись и вдруг залились смехом.
– Ух, рассмешил же ты нас, Эдилвэй! – сказал, посмеявшись вволю Усатый, – Мы такого вопроса никогда не слышали!
– Молодец, Эдилвэй! И во взрослой жизни будь таким же прямым! – Чернобородый погладил мальчика по голове. – А что касается твоего вопроса, то прямо скажу – мы вреда никому не делаем, мы – хорошие люди!
– Мы, Бабушка и Эдилвэй, второй день путешествуем по вашей тундре, – сказал Усатый, ставя чашку донышком вверх: в знак того, что чай пить закончил. – Правда, появляемся перед людьми редко, лишь чтобы узнать: кто, как живет или когда ищем что-нибудь интересное. Иногда останавливаемся, когда нужно оказать кому-нибудь помощь.
– Пасии-вэ! – Бабушка подала гостям “салфетку”, которой на Севере служит мягкая сухая трава. – У нас, слава Богу, все есть: сын работает, невестка – работящая, а внук – отрада!.. Поели, теперь – отдохните, поспите.
Усатый, уже застегнувший серебристого цвета куртку, поднялся и через хонаан[13] стал всматриваться в небо.
– Бабушка и Эдилвэй! – сказал он, присев у очага. – Мы за едой отдохнули, а дорога у нас дальняя. Путешественника же ноги кормят, правда?