Остальные мексы не обращали на нас никакого внимания,
сворачивая лагерь. Мартинес неспешно подошёл к лежащему Деннису и
обшарил его карманы. Там тоже нашёлся только заблокированный
телефон и ключи от пикапа, которые Мартинес-младший небрежно
швырнул обратно мертвецу.
— Вы не напуганы, сеньор Шульц? — вдруг спросил меня
Мартинес, поворачиваясь ко мне всем телом.
Я нашёл в себе мужество посмотреть ему прямо в глаза.
Бесцветные тусклые глаза убийцы.
— Напуган, сеньор Мартинес, — признался я.
Прежде наши выезды в пустыню не оборачивались ничем
подобным. Мы даже койотов не встречали.
А сейчас его револьвер смотрел своим чёрным зевом мне
прямо в лицо, и я точно знал, что там ещё осталось три пули. Целых
три, когда мне будет достаточно всего одной.
Он вдруг улыбнулся. А затем нажал на спусковой крючок.
Револьвер сухо щёлкнул. Я шумно выдохнул.
— Надо же, — произнёс Мартинес. — Осечка. Похоже, Господь
на вашей стороне, сеньор Шульц.
— Выиграл в русскую рулетку, — севшим голосом произнёс я,
и Мартинес рассмеялся в голос.
— Ну уж нет, стреляться я не стану, — продолжая смеяться,
сказал он. — Держите, это серебряный доллар.
Он выудил из кармана монетку и бросил мне. Монетка упала в
песок, я не потрудился даже пошевелиться, чтобы поймать
её.
— Прощайте, сеньор Шульц, — сказал он. — Удачи вам
выбраться из пустыни. Если что, ближайший городок вон в той
стороне.
Вся банда вскоре взлетела в сёдла и со свистом и гиканьем
ускакала прочь. А я остался сидеть у потухшего костра рядом с
мёртвым телом моего единственного друга. Без оружия, еды и воды, но
с дикой жаждой мести.
Не знаю, сколько я просидел там. Пока не рассвело, и
розовый рассвет не заставил меня встрепенуться и вскочить на ноги.
Тело Денниса по-прежнему лежало прямо передо мной, а я не мог даже
выкопать ему могилу, чтобы похоронить по-человечески. Сухой
каменистый грунт пустыни Чиуауа, будь он проклят, порой не возьмёшь
даже ломом. А у меня из инструментов теперь только собственные
руки.
Я провёл руками по лицу, пытаясь хоть немного успокоиться,
собрал всё, что валялось на земле. Мобильники, ключи. Монетку. Я
этот доллар засуну Мартинесу в глотку, чтобы он им подавился и
издох. А ещё лучше — отолью из него серебряную пулю, чтобы
наверняка убить этого дьявола.
Но это всё был бессильный гнев, который быстро вновь
сменился тяжёлой апатией, и мне пришлось буквально заставлять себя
двигаться. И я чувствовал, как прежний я, старый Женька Шульц,
Евгеша, Фриц, растворяется и исчезает. Ему здесь не место. Здесь, в
пустыне, если я хочу выжить, придётся забыть про мораль,
милосердие, и всё такое прочее. Придётся стать хладнокровным и
опасным, как гремучая змея.