Маска примерного семьянина, хозяйственного собственника обширных земельных угодий была ему не к лицу. Да, он любил своё поместье, свои поля, свою часть острова, которая досталась ему в наследство от погибших родителей. Но маска остаётся маской. Он, Филипп, граф де Монфор-л’Армори, не семьянин и не помещик! Никто, ни одна женщина, никогда не сумеет привязать его к себе или к дому. Этого не сумела Николь, этого не добьётся от него и Шарлотта де Лаваль, если он всё же поведёт её под венец...
Подумав о Шарлотте, Филипп усмехнулся. Молодая графиня де Лаваль считалась одной из самых красивых и выгодных невест в парижском аристократическом обществе. Его тянуло к ней по-иному, чем к другим женщинам: ею хотелось просто подолгу любоваться, как драгоценным камнем редкой красоты. Девушка была, несомненно, восхитительна, но определённо не во вкусе графа де Монфор. Иногда, глядя на неё или думая о ней, Филипп пытался представить Шарлотту в своей постели, однако дальше этих воображаемых сцен дело не шло. Дыхание оставалось ровным, кровь в жилах не кипела, не возникало знакомой и столь приятной тяжести в паху... Короче говоря, Шарлотта его не возбуждала.
Сейчас, вспоминая, как граф де Лаваль уговаривал его развестись с Николь, чтобы жениться на Шарлотте, Филипп подумал, что новая женитьба опять-таки никому не принесла бы счастья. С Шарлоттой он будет так же, как с Николь, играть роль добропорядочного семьянина, так же удовлетворять её в постели, ничего не получая взамен. И так же будет смотреть на сторону, мучая молодую жену своими изменами и непостоянством. Вот только вряд ли Шарлотта будет молча терпеть подобное унижение: в отличие он Николь, у неё есть защита могущественного отца, да и нрав у неё горячее и капризнее, чем у застенчивой благоразумной Николь. Тогда есть ли смысл что-то менять? Дети?.. Де Лаваль сказал: «Дорогой Филипп, такому мужчине, как вы, нужна нормальная семья, молодая здоровая жена, которая родила бы вам крепких наследников!» Молодая здоровая жена... Николь когда-то тоже была молодой и здоровой...
Филипп нахмурился. Но сгустившаяся темнота ночи положила конец его внезапному унынию. Погрузившись в раздумия, Филипп не заметил, что корабль уже вышел из гавани. Ла-Рошель давно исчезла в угрюмом тумане, и баюкающая песнь волн навевала на Филиппа сонливость. Однако в то мгновение, когда тоска совсем улеглась, тяжёлый корабль прорезал тучу мрака и стал медленно приближаться к острову.