И схватив рыжего опера за руку, девушка решительно потянула его
за собой.
— Давай, ешь! — строго сказала Ауста Кину, вот уже добрых три
минуты молча сидевшему, уставившись на котлету с жареной картошкой.
— Когда поешь, всегда легче становится. Тем более, что кормят тут
отлично.
— А ты? Ты тоже тогда, давай, ешь, — отозвался Кин.
— Конечно, только ты первый начинай, — улыбнулась девушка. — А я
за тобой. Только скажу, что хотела.
Кин начал есть, а Ауста, вопреки собственным словам, замолчала,
уставившись в тарелку. Пару раз она тяжело вздохнула и наконец
начала медленно говорить, тщательно подбирая слова:
— Ты думаешь, мне самой нравится эта идея? Думаешь, мне не
страшно? Мне очень страшно на самом-то деле, я же не агент
спецслужб, я ничего такого не умею. Ни драться, ничего. Просто если
я сейчас ничего не сделаю, если не помогу Коусе, и с ней случится
то же, что и с остальными, я себе этого не прощу.
Она снова вздохнула, отломила кусочек своей котлеты, тщательно
его прожевала, проглотила, запив компотом, и продолжила:
— Я сейчас поняла, что вовсе не такая сильная и смелая, как сама
о себе думала. Мне раньше казалось, что легко быть храброй, что это
так просто, вот как мама тогда не растерялась и помогла, и отцу, и
себе. А сейчас я как подумаю, что если всё получится, как задумано,
мне придется лицом к лицу столкнуться с этим маньяком, у меня всё
внутри холодеет. Нет, я понимаю, что он, наверное, в строгом
медицинском смысле никакой не маньяк, но всё равно, так на самом
деле даже хуже. Это очень опасный противник, жестокий,
хладнокровный и расчетливый. Знаешь, если бы у меня не было
слабенького предчувствия, что всё в итоге закончится хорошо, я бы
никогда не решилась предложить свое участие в этой операции.
Заставить-то меня всё равно бы не смогли. Поэтому я очень, очень
тебя прошу — не делай всё еще более сложным, я и так еле
держусь!
Девушка умоляюще уставилась на Кина и глядела с такой тоской,
что Хундракур чуть не подавился. Он выронил жалобно звякнувшую
вилку и порывисто сжал безвольно лежавшую на столе кисть Аусты,
оказавшуюся на ощупь такой холодной, что Кин всерьез забеспокоился,
не нужна ли девушке помощь врача.
Ауста бледно улыбнулась, пытаясь показать, что всё в порядке, но
это была совершенно неубедительная попытка, и Кин осознал, что ему
надо как-то спасать положение, пока его единственная на свете
девушка не пала духом совершенно.