Каблуки ботинок бодро простучали по лестнице, и еще
не добравшись до верхней ступени, я окликнула Эмиля. Он взглянул на
меня недовольно, но вслух осуждать не стал. Я и сама понимала, что
вклиниваться в разговор неприлично, но желание немедленно, прямо
сейчас что-то предпринять, не допустить надвигающейся беды,
захватило меня полностью.
— Нам надо сменить курс, капитан! — уверенно, почти
командным тоном произнесла я.
Эмиль удивленно поднял рыжие брови, которые, выгорев
на солнце, казались почти белыми на загорелой коже.
— У нас две недели до встречи с Адмиралом, и мы
должны подготовиться: зайдем в порт на Спине черепахи, запасемся
там пушками и порохом и атакуем его корабль! — я казалась себе
самым гениальным стратегом на свете, озвучивая собственный план, и
скептичные взгляды штурмана с капитаном нисколько не остужали мой
пыл. — Он придет на своей «Золотой лани», его сопровождение
останется в бухте безымянной земли. Нет лучшего времени, чтобы
захватить его самого и его судно, и спасти моего от… в смысле,
патриарха и матрону Шторма, — выпалила я не одном
дыхании.
Я уже представляла, как возглавляю абордаж, как
моряки «Сирены» ставят старшего сына дома Штиля на колени передо
мной, властительницей морей, и в душе бушевала настоящая буря —
радостная предвестница новой битвы. Но молчание затягивалось, Эмиль
и штурман, имени которого я, к стыду своему, уже и не помнила за
давностью лет, не спешили соглашаться с моим планом и выполнять
распоряжение дочери их господина.
— В чем дело? — заметив, как оба моряка напряглись и
как Эмиль шагнул ко мне, я отступила назад, едва не свалившись с
лестницы, но успела вовремя ухватиться за перила.
— Сэра Жаклин, вы все еще нездоровы, — мягко, будто с
умалишенной, заговорил Эмиль.
Я мотнула головой, подаваясь вперед.
— Нет, я полностью в своем уме, это вы не понимаете!
Адмирал Императорского флота не сдержит слова. Какой смысл ему
отпускать патриарха вражеского дома, если и он, и его жена и дочь
уже попадут в его руки? — продолжала настаивать я, буквально спиной
чувствуя, как взгляды и остальных моряков, которые находились на
палубе, обратились ко мне. Казалось, мои слова начали их
убеждать.
— Старший сын дома Штиля верен слову, это известно
всем. Он отпустит Бартолио Шторма хотя бы в память о былом. И
сочтет за честь сделать своей женой старшую дочь дома Шторма, —
голос Эмиля становился все мягче, а сам он подходил все
ближе.