— Борис Владимирович! Сколько лет,
сколько зим…
Я улыбнулся, услышав мягкий голос
матушки. Ее заставили наклеить на туфли специальные войлочные
набойки, чтобы не портить драгоценный паркет, поэтому ее шаги
оказались тихими.
Обер-камергер вытянулся по струнке и
попытался втянуть живот, что выглядело несколько забавно. Когда
матушка — счастливая, цветущая и, в отличие от меня, все еще
великолепно выглядящая, подошла к нам, Шрюмер поклонился ей и
поцеловал протянутую руку.
— Анна Николаевна, ваша светлость…
Вы словно солнце в пасмурный день.
— Такая же неуловимая? — улыбнулась
матушка.
— Столь же редкий, но желанный
гость, ваша светлость. Наставляю пока что вашего сына…
Светлейшая княгиня снисходительно
улыбнулась.
— Можете быть спокойны, Борис
Владимирович. Алексей Иоаннович усвоил все необходимые уроки, а
преподавала их ему я. Кроме того, я рассчитываю попасть на
аудиенцию вместе с сыном и имею на это право по закону.
— Разумеется, Анна Николаевна, —
расплылся в улыбке обер-камергер. — Совет регентов проинформирован
об обстоятельствах. Уверен, вам не станут чинить препятствий.
Ага, пусть только рискнут. Рюмин и
так уже был в курсе, что на нас лучше не давить, а сейчас я и вовсе
превратился в необычную фигуру, в которой стали заинтересованы
абсолютно все. Так что и с матушкой шутить не позволю. Она еще
вернет свое влияние при дворе.
Тем временем из дверей тихо вышел
еще один придворный в ливрее камер-юнкера и подал замысловатый знак
Шрюмеру. Тот кивнул.
— Анна Николаевна, Алексей
Иоаннович, Совет регентов готова вас принять. Разрешите мне вас
представить.
Двое гвардейцев открыли перед нами
двери. Первым вошел обер-камергер, гордо неся свой усыпанный
бриллиантами ключ, мы двинулись следом.
Совет заседал в Белом зале — большой
вытянутой прямоугольной комнате, где в окружении различных
произведений искусства находился длинный стол из белого мрамора, за
которым собрались самые важные люди государства.
— Светлейший князь Балтийский
Алексей Иоаннович Николаев и светлейшая княгиня Балтийская Анна
Николаевна Николаева! — объявил Шрюмер, затем поклонился и был
таков. Двери закрылись.
Я поклонился, матушка присела в
реверансе. Теперь оставалось только ждать, когда к нам обратятся.
Придворный протокол, что поделать.
Дядюшка Федор Николаевич восседал во
главе стола. Рядом с ним устроился секретарь Рюмин. Судя по всему,
князь не забыл нашей последней встречи, и сейчас явно был не
особенно рад меня видеть.