Иларион подышал-подышал, но вдруг успокоился, распрямился и
перешёл на отеческий тон:
— По-хорошему прошу, Орёл. Если есть за тобой какие проступки,
расскажи мне сейчас. Придумаем, как тебя из беды вызволить.
Я включаю дурака, делаю морду кирпичом и чеканю в ответ:
— Никак нет, товарищ подполковник! Проступков не обнаружено!
Иларион кулаком по столу — хрясь! Но отступился. Смотрит
исподлобья, глаза щурит.
А я что? Я ничего. Сижу, по колену пальцами постукиваю, картинки
разглядываю. Сейчас бы, конечно, на боковую, уже что-то рубит после
ужина. Но субординация — вещь такая: запросто не встанешь, не
уйдёшь. Хотя, чего это я? Встаю, спину выпрямляю, руки по швам:
— Разрешите идти?
Он усмехается. И с угрозой такой шипит:
— Запомни, Кравцов, этот разговор. Он последний у нас с тобой.
Больше говорить не буду, жди неприятностей.
Вышел я на улицу, свежего воздуха глотнул. Хорошо на воле
все-таки. А то картинки эти по стенам давят на психику, то-то
Иларион такой дёрганый.
Иду, значится, я по плацу, гляжу, Павлин с Салагой переминаются.
Ждут.
— Ну чего, — спрашивают, — чего он хотел-то?
— А вот хрен его разберёт, — отвечаю, — что-то про девок
затирал. Но я не понял.
— Не из-за разборок на дороге вызывал?
Хм, мысли-то не зря сходятся, сам об этом думал. И ведь правда,
ну из-за чего ему ещё так заводиться? Непонятно только одно —
откуда он так быстро узнал?
— Так, ребят, — говорю, а сам в сторону гаража направляюсь, —
есть одна мыслишка, айда за мной.
Подходим к механику. Он как раз УАЗик осматривает, пальцем
вмятинки от пуль поглаживает. Как будто ребёнка успокаивает,
ей-богу.
Подхожу, сигаретку достаю, предлагаю ему. Он мельком так глянул,
головой покачал: не, не курю, мол, и обратно к машине
отвернулся.
— Слышь, — говорю, — братан. А тут никто про УАЗ этот не
спрашивал? Кто брал, например?
Механик философски кивает головой, не отрываясь от своего
занятия.
Я потихоньку начинаю закипать.
— И кто, — говорю, — спрашивал?
Механик пожимает плечами: какая, мол, разница. Экой же ты, брат,
невозмутимый! Аж тошнит!
Тут меня Салага отодвигает, глазами показывает: «Не кипишуй» и
начинает дипломатию разводить.
— Какой пробег у неё?
Механик чешет в затылке, задумчиво глядит на одометр и начинает
издалека:
— Ну… в 15-м её нам пригнали, было сто тыщ, но сдаётся мне,
счётчик того… скрутили малость. А вот потом…