кондиционер, только бесшумный, и осуществлял
медленную вытяжку воздуха через верхнее отверстие. По бокам возле
стен располагались набитые сеном лежанки, а посередине топилась
небольшая железная печка-буржуйка. Один из немногих здешних
признаков цивилизации, почти достопримечательность, потому как, со
слов Пайрии, в большинстве чумов огонь поддерживался кострами.
Тепла от неё хватало даже в стужу, да и
шкуры, которыми были покрыты стены, хорошо согревали. Внутри жилища
можно было снять верхнюю одежду.
Пайрия
пригласил сесть за небольшой столик и выпить чай. Степан несказанно
обрадовался. Он нуждался в горячительных напитках сейчас как
никогда прежде и даже не мог поверить, что испытывал столь острую
потребность в, казалось бы обыкновенных вещах. Под ногами прямо на
снегу лежали широкие доски, а вдоль всего периметра по кругу
циновки из тонких стволов молодой сосны и стебельной травы, поверх
которых расстилались звериные шкуры. Сидеть в тепле и видеть под
ногами между досок снег, Степану было непривычно. Иногда
из-под деревянного покрытия меж щелей задувал
позёмка, но вопреки ожиданиям холодно не было, и он быстро
согрелся. Только посидев некоторое время
в жилище, Степан перестал чувствовать за собой слежку и, находясь в
безопасности, наконец, спокойно вздохнул и расслабился. Он
весь растёкся от тепла, словно оттаял, и развалился на лежанке.
Через
входную ширму в чум забегали собаки, без приглашения, как свои, но
вели себя культурно, под руку не лезли. Они старались быть
незаметными, уважали хозяев. Все невысокие – ростом с вершок.
Сначала можно подумать, что ещё щенки, но на самом деле взрослые,
обученные лайки. Пайрия сказал, что иногда их привязывают на
короткую веревку к шестам, чтобы не мешались и отдыхали, стерегли
вход.
Достав вещи из походной сумки, Степан
угостил хозяина банкой варенья, сыром, печеньем, бутербродами с
копчёной колбасой и прочими радостями городской пищи. Пайрия
обрадовался подаркам и пожаловался, что к ним в Хымвынар редко кто
заезжает. Среди угощений оказались персики. Пайрия округлил глаза и
набросился на них так, будто с роду не видел.
– О-о-о, пона одя-ока!
– Угощайтесь,– со скрипом в голосе предложил Степан.
Он внутренне возмутился нападкам
Пайрии, но решил смолчать и не портить приятные впечатления от
гостеприимства. Степан взял персики больше для себя, нежели для
угощения. Ему нравилась мысль о том, что всякий раз даже в самой
холодной дороге они сохраняли в себе частичку теплоты.