Я оказалась тут случайно: вдруг проснулась от того, как беспокойно забилось сердце от удивительной картины сладкого пейзажа, то ли выдуманного, то ли реального. Будто бы сильный ливень, шурша, опадал на мощные листья деревьев, скатывался водопадом на землю, и скрыться от этого ниагарского водопада было негде, только в темной пещере, приюте для двух влюбленных…Эту картину я написала недавно, и сделала это с такой отдачей, будто бы это не я рисовала, смешивала краски на холсте, а кто— то другой уверенно водил моей рукой, вырисовывая стены пещеры, которые слышали вдохновленные звуки ласк, видели древний танец тел, впитывали ароматы настоящей любви.
Нет, я не могла позволить, чтобы все это пропало в огне!
— Мамочки!
Прижав локоть тонкой пижамы ко рту, я ринулась вперед. Не с первого раза, но открыла дверь, влетела в домик, ухватила трясущимися руками первое, что попалось под руку, и выволокла картину наружу.
Она еще только начала приниматься огнем – пожар уже успел лизнуть необработанный край холста, оплавить, пуская пузырями, краску, изображающую море.
Я снова вбежала внутрь, прикрывая рукавом рот и нос, в который норовил пробраться удушающий запах.
Внутри темнота отступала под натиском сильного противника. Огонь распространялся так быстро, что это казалось нарисованным на компьютере эффектом – он прыгал по столам, бился в окно, стучал по потолку, бился в том месте, где прежде у меня хранились препараты для грунтовки, запасы масляных красок.
Ухватив картину с мольбертом, которая стояла посредине всего этого ужаса, я поволокла ее на выход, прилагая силу, потому что тренога не сразу поддалась. Горло сразу опалило сухостью, кашель обжег легкие, а губы задрожали.
Из последних сил я выбралась наружу, отбросила картину к своей спасенной подруге и оглянулась на горящий домик. Огонь разбушевался не на шутку. За одну минуту он вырос до невиданных размеров, перекочевал до последнего окна, оплавив снаружи сайдинг.
Внутри что— то с грохотом обрушилось, и я взмолилась всем богам, которые только есть на этом свете, чтобы они помогли мне. Потому что остаться и смотреть на то, как догорает моя надежда на персональную выставку в Галерее, куда хотят попасть все, даже матерые мэтры, я не могла.
Бросив последний взгляд на две картины, которые лежали на траве, ловя искры блестящим покрытием, снова ринулась в бой.