Я сорвался на бег. Все сорвались на бег.
Эти молнии уплотнились, слиплись друг с другом в плеть толщиной
с палец. Она дернулась в воздухе обезглавленной змеей, срезая
кусты, и у меня вдруг подкосилась нога, я ткнулся корпусом в
полусырую после вчерашнего дождя почву. Топор выскользнул из
пальцев. Боли не было, только холод, не зимний, а тот, что
сковывает тело, когда смерть дышит в затылок. Я перестал
чувствовать левую руку, не видел ничего левым глазом. Лига
перепрыгнул через меня, едва не споткнувшись. Он оказался быстрее,
чем я, сумел извернуться и лента смерти не располосовала его на две
неровные половинки.
Занд перевернул меня на спину. Лицо колют листики и веточки
распотрошенных кустов, почему-то только правую сторону. Голубую
даль с редкими клочьями облаков перегородило заросшее щетиной
угловатое лицо, ему в спину светило солнце, озаряя силуэт почти
святой аурой. Он что-то говорил, но я не слышал, уперевшись
взглядом в небо, бесконечное и неизведанное. Мама говорила, что в
ее мире люди уже постигают его тайны. Далекие звезды... иные
планеты...
Я вижу, как он зубами выдирает из флакона пробку. Я вижу
взрыхленный подошвами сапогов грунт. Очертания бревенчатого дома.
Фигуры Ворона и Лиги, вспышки зеленого огня. Занд выливает из
склянки мне на руку и лицо тускло-красную соплеобразную жижу.
Мозоли его ладони скребут мой подбородок. Почти не чувствую вкуса,
глотая на голых рефлексах, отдает ноющим послевкусием в зубной
эмали, мелкой дрожью уходит в десна. Занд срывается с места, а я
все так же не чувствую боли. Я не чувствую ничего, абсолютная
пустота, которая вытеснила все мысли и эмоции, превратив меня в
овощ, способный только безучастно созерцать происходящее.
Я привалился спиной к стене. Я на втором этаже. Я сделал это.
Хрипло дышу и пытаюсь нашарить в черепе воспоминание о том в какой
комнате ночую.
Все смазывалось. Огонь Гриза Ворона и огонь ублюдка, чьего имени
я так и не узнал. Он вырисовывает вокруг себя обвившейся вокруг
запястья и предплечья плетью восьмерки. Пирокинез Гриза разбивается
о сероватую пленку, проступающую вокруг туши колдуна. Я отстранено
заметил крошечный, с два ногтя, шарик из кромешной черноты, внутри
которого переливались оттенками свежепролитой крови язычки огня, он
зародился между пальцев отшельника и арбалетным болтом вогнался в
грудину моего названного отца, буквально впитываясь в бригантину.
Гриз сбился с шага, свободной рукой рефлекторно дернул к солнечному
сплетению. Мне вспомнилось, как мама рассказывала о своем парне из
того, другого мира. Он был историком, много рассказывал ей о
Средневековье и Античности. А она говорила мне, что у нас
неправильные доспехи и оружие, не по эпохе. Плеть резанула лицо
командира нашей банды наискосок. Идеально гладкий срез. Верхняя
часть черепной коробки Гриза съехала вниз, расплескав кровь и мозги
по молодой, сочно-зеленой траве. Весна.