Однажды мне задали трудный вопрос:
– Но какое место занимает поэт среди созерцательных типов?
Я ответил просто:
– Согласно добру, которое он делает душам, Поэт занимает в мистике место некого смертного, но на самом деле эта привилегия слышания, большая, чем у обычного смертного, голосов, которые открывают нам Небо.
Это напомнило мне Святого Бернара10, который сказал, что люди, испытавшие возвышенную благодать, влияние экстаза или духовного брака, не могут снова спуститься в это состояние – поделиться им с нами, они приобретают, по меньшей мере, лишь способность – сообщаться в каких-то пределах восхитительным языком образов, вдохновленных ангелами. Это мнение Святого Бернара мне представляется истинным.
И когда я читаю Духовные Кантики, я не могу отказать себе в мысли, что в них проходят ангелы:
Цветы и изумруды,
Выбранные в течение свежих утр,
Мы заплетаем в гирлянды,
Которые заставила расцвести ваша любовь,
Связавшая единственный мой локон.
Этот единственный локон,
Вы видите развевающимся на моей шее,
Вы на него глядите,
Вас удержал он узницей11;
И один из глаз моих заставил вас страдать.
(Cantique sp. St. XXX и XXXI)
Как не найти в такой экспрессии отмеченности биологическоговида, выражающего помощь всему, что составляет самое прекрасное на земле, и нам подсказывается какая-то идея Неба, вдохновляющая в этой цели самую чувствительную лиру: лиру поэта-мистика? Листья и цветы, сияющие луга и вся символика драгоценных камней, самых милых животных приходят на помощь душе, жаждущей быть услышанной.
Можно ли сказать, что всякий мистик – это поэт?
Я храню намек на первичный смысл слова, того еще, какой использовала великая Тереза в пустыне без образов, где перед нею распростер крылья орел, она могла претендовать на это звание в самом высоком смысле. Но ни Святой Фома Аквинский, ни Винсент де Поль12, ни святая Тереза не вошли в поле зрение моего сюжета, несмотря на величественность своих ролей.
Я заключаю, однако, что религиозный мистик, истинный мистик не обязательно поэт.
Но и обратное неточно, и я утверждаю смело, что во всяком истинном поэте, во всех поэтах, выражающих чистые мысли и чувства, есть мистика.
И даже если не мистика, однако чистота в части его дела остается накопленной для созерцания, и, если провести, к примеру, исследование разделения духовного добра и зла, это потребует иногда более достоверной проверки святости?