– А теперь пойдем и навестим Винни, Джек, – сказал он после ужина. – Вообще-то я сажусь за стол только после того, как вдосталь напою Винни и задам ей овса, но сегодня ты ее изрядно погонял, и ей нужно было остыть после бешеной скачки. Сейчас она, подружка моя дорогая, томится без меня в конюшне, а она не привыкла к долгим ожиданиям.
Я с радостью пошел за Томом, а Анни украдкой юркнула следом.
Побывав у Винни, мы вернулись домой и сели у очага. Щурясь на огонь, Том Фаггус начал рассказывать нам всякие истории, которых, как оказалось, знал великое множество. Рассказывал он, правда, не о себе, а о том, что приключилось с другими, и речь его, свободная и выразительная, текла не прерываясь. Он говорил на разные голоса, и люди всякого возраста, пола и звания представали перед нами, как живые. Он проделывал это без улыбки на лице и рассмешил матушку так, что на ней лопнул новый корсаж стоимостью десять пенсов. Мы, дети, визжали от восторга, катаясь по полу, и только старая Бетти ворчала на кухне, глядя на это бесчинство.
Когда-то Том Фаггус занимался кузнечным делом в городке Нортмолтон в Девоншире, холмистой местности на границе Эксмура. Он умел читать и писать, у него был участок земли, стоивший сто фунтов, и две сотни овец. Рано осиротев, он усердно трудился с восхода до заката и вскоре весьма преуспел в искусстве подковывать лошадей и даже завоевал за свое умение золотую медаль. Увы, люди ревнивы к чужим успехам, и конкуренты люто возненавидели Тома за его золотые руки. И когда он пошел в гору, некий богатый джентльмен, проживавший по соседству, затеял с Томом тяжбу, и бесконечные хождения по судам довели Тома до полного разорения.
Все его имущество пошло с молотка, у него отобрали даже кузницу. Что оставалось бедному Тому? Он посмотрел на все четыре стороны света и сказал: «Люди – волки, а с волками жить – по-волчьи выть». Сказал – и отправился на большую дорогу.
Но Том не был бы Томом, если бы в точности последовал этому девизу, ибо, страдая, он не разучился сострадать. На его совести не было ни одной загубленной жизни, он не грабил бедняка, не обижал женщину. Он щедро жертвовал в пользу церкви, и родину любил не напоказ, а искренне, всей душой, как только можно любить мать, давшую жизнь.
Вот почему все проклинали Дунов, но уважали Тома, несмотря на его беззаконное ремесло, – если им, конечно, не доводилось встречаться с ним один на один в безлюдном месте. Сирые и убогие благословляли его за деньги, которые он раздавал им, отнимая у тех, кому в этой жизни повезло несравненно больше, а мальчишки, помощники конюхов в придорожных гостиницах, почитали его вторым после Господа Бога.