Единый бог! И ведь самое ужасное, самое мучительное и постыдное во всем этом было в том, что Марика пребывала в глубокой уверенности: разведясь с Германом, она сделала все правильно! Ни в чем не сомневалась до того самого момента, как стало кристально ясно: если первый брак был шагом из той ямы, в которую Марика невольно угодила из-за садиста-отца, то второй — с Бадом — был даже не шагом, а прыжком обратно, в самую середину зловонной клоаки. Прыжком, который Марика ко всему еще и сделала сама, добровольно!
Собравшись с моральными силами и дождавшись, когда заживут синяки на лице, и можно будет скрыть хотя бы факт избиения (просто потому, что остро не хотелось вовлекать в это Германа, который наверняка кинулся бы на защиту пусть и бывшей, но все же жены), Марика сходила на прием к Иви Зейн.
Говорили долго и о разном. И Марика опять (хоть на этот раз и была совершенно трезва) сама не заметила, как выболтала психологу все. Включая скрытые причины развода с Германом и свою тягу к сексуальным играм, несколько выходившим за рамки традиционных.
— Так ты тематик? — спросила с улыбкой Иви.
— Тематик? Что-то я… — Марика качнула головой. — Ты же раньше травматиком меня называла.
— Даже не знаешь, что такое Тема? — Иви так и произнесла это слово — будто бы оно было с большой буквы. — Тогда просто почитай об этом. Быть может, тебе новое знание окажется полезным, и ты найдешь в Теме то, что неосознанно ищешь в реальной жизни, при этом разумом категорически не приемля.
— Как это?
— Ну, например, бывает так, что человеку хочется получать или причинять боль, быть наказанным, униженным или, напротив, унижать и наказывать. Но при этом он не может допустить такое в реальной жизни. Тогда игра как раз и может стать решением проблемы. Это ни в коем случае не совет тебе лично, не руководство к действию. Просто я удивлена, что ты ничего раньше о Теме не знала… Что же до возможных причин возникновения тяги к жестким сексуальным играм уже у тебя, то тут все более или менее понятно. Ребенок, переживший в раннем возрасте насилие, уже став взрослым, вполне может считать такую жизнь даже нормой. Что-то в духе: «Меня били, наказывали ремнем и ничего страшного — вырос нормальным, и все у меня хорошо. Значит, метод действенный. Своих детей я буду воспитывать так же». Человек или волк, росший в семье, где нормой было бытовое насилие уже между родителями, может переносить эту ложную «норму» и на свою собственную семейную жизнь, — так или иначе, в том или ином виде искать в ней ту же жесткость, и рожденный ею накал страстей. Похоже?